Ипостась

Женщина зацепила ботинком лежащий в грязи автомат четырнадцатого, оттащила его немного подальше, насколько позволяла густая растительность, прущая со всех сторон, и наклонилась к оружию. Отстегнутый магазин полетел в кусты, руки, когда-то знававшие и лучший маникюр, чем темные полулуния грязи под обломанными ногтями, попытались запустить затвор, выгнав последний патрон. Затвор тихонько зажужжал приводом и заглох, так и не расставшись с патроном.

– Можешь не напрягаться, его заклинило! – крикнул хозяин «Патанга».

– Ладно, с затвором сам разберешься. Ты парень умелый, как я посмотрю.

С этими словами восемнадцатая повернулась и, шагая настолько быстро, насколько позволяла густая растительность, исчезла в зелени леса.

Глава 19

– Говорят, на востоке триады снова затеяли войну, – вздохнув, посетовал тощий крестьянин, облаченный в грязную и рваную одежду.

От досады торговец взял из кучки большой спелый плод манго и жадно всадил в него зубы. Желтый сок потек по подбородку. Похоже, его очень занимала проблема триад.

– И что с того? – настороженно спросил Шанкар.

Десай бродил по рынку уже второй час. Приценивался. Денег у него не было, но есть очень хотелось. Вдруг кто-нибудь разрешит попробовать товар?

Желтая мякоть манго густыми каплями падала изо рта обеспокоенного триадами торговца на пыльный затертый прилавок. У Шанкара закружилась голова, когда он представил, какая вкусная и сладкая мякоть у этого чудесного плода. Как же хотелось есть!

– А то, – облизывая измазанные желтым пальцы, объяснил крестьянин, – наркотики они снова хотят у нас продавать. А наша полиция им не дает.

– Откуда наша полиция на востоке-то?

– Ну госбезопасность, а не полиция. Какая разница? Другое дело, что триады ни перед чем не остановятся. А еще говорят, что они новый наркотик разрабатывают. Такой, чтоб один раз попробовал его человек и все – на крючке у триад: все что угодно отдаст, лишь бы получить это зелье еще.

– Все наркотики такие, – пробормотал Шанкар.

– Э, нет. Этот совсем другой. От этого люди теряют связь с Брахманом, становятся Брахманом сами, думают, что они боги. Ты бы отказался побыть богом, а?

– О Великая Кали, уничтожающая время! Она этого не допустит, – прошептал Десай.

Есть хотелось настолько сильно, что молодой человек не понимал, что делал. Рука, будто наделенная собственной волей, потянулась к кучке плодов, которыми торговал крестьянин, пальцы сжали податливую мякоть манго и потащили фрукт. Манго, лежавшие выше, посыпались на землю, торговец, ругаясь на чем свет стоит, бросился поднимать попорченный товар, а Шанкар что есть сил припустил прочь.

Сейчас, сейчас, только сначала нужно где-нибудь укрыться, чтобы не было столько глаз, как здесь. Еще немного, вон там, за поворотом, горой возвышалась какая-то свалка. Скорее всего, мусор не стали убирать после Пралайи – этот городок пострадал сильно, целых зданий почти не осталось, многие кварталы превратились в руины, погребя под завалами жителей.

Желто-зеленая с румяными бочками кожица манго лопнула под слишком сильно сжимающими ее пальцами, дурманящий сладкий аромат терзал обоняние. Нет, сил терпеть больше не было. Широко открыв рот, Шанкар откусил столько, сколько смог ухватить зубами. Огромный, истекающий медовым соком кусище заполнил весь рот, не давая вздохнуть.

Стало так вкусно и хорошо – куда там наркотикам, – что Шанкар забыл о необходимости продолжать бег.

– Ах ты чутья![19] – закричал торговец, на всем ходу сшибая вора на землю. – Поклонник Кали, да? Ты из тех, которые решили, что могут указывать людям путь богов? Откуда вам, недоразвитым, известен божественный путь? Или твоя Кали сказала, что путь к мокше лежит через воровство?!

Остатки манго размазались по одежде и рукам Шанкара. Это уже не имело значения. Кусок, который он так и не проглотил, словно превратился в камень, встал поперек горла и мешал дышать. Его пришлось выплюнуть в пыль. О голоде Десай больше не помнил. Память занималась только руками, проворными пальцами, снова ощутившими прохладный шелк. Румаль потерял свой блеск и первозданную яркость красок за последние дни. Ему приходилось много работать, а грязь от работы – праведная.

– Недоразвитый ублюдок! Взывай к Кали, она тебя внимательно слушает, – говорил крестьянин, нанося босыми ногами удар за ударом по ребрам поверженного вора.

Боль не имеет значения. Боль Дурги породила Кали, боль очищает, она ничто, когда терпеть приходится во имя богов.

Торговец почти не хрипел. Быстрые пальцы Шанкара затянули свернутый петлей румаль мгновенно.

Нечестивый крестьянин застыл, пытаясь ухватить ставшими вдруг непослушными руками тонкую и нежную материю платка. Но заскорузлые пальцы только скользили по дорогому шелку, проваливаясь в пустоту.

– Ты знаешь, что сказала Кали?

Шанкар говорил тихо, почти шептал. Но его губы шевелились у самого уха торговца, замершего в затянувшейся петле. Он прекрасно слышал, что говорил тхаг.

Пленник попытался ответить, но горло сдавило петлей, и глаза, и без того вытаращенные, казалось, вот-вот выскочат из орбит.