Ирена Юргелевич. Чужой

Когда последние дома деревни остались позади, Юлек отдал брату свой хлеб и огурец, а также восемьдесят гро­шей — все, что осталось от его месячного «жалованья». «Ку­пишь Зенеку хоть булку», — сказал он Мариану. Мариан не стал ломаться и взял: если путешествие продлится целый день, они с Зенеком здорово проголодаются. Было решено, что после отъезда Мариана Юлек пойдет на остров, наведет там порядок, соберет побольше топлива, а девочки пригото­вят что-нибудь поесть. А дедушке с бабушкой Юлек скажет, что Мариан встретил на шоссе знакомого шофера и тот взял его с собой в Каменку, поэтому Мариан к обеду не вернется, а вернется скорее всего только вечером. Все это выглядело довольно нескладно, но ничего более убедительного Юлеку выдумать не удалось.

И вот уже они стоят у столбика, обозначающего оста­новку, и ждут -автобуса. То и дело вдали из-за поворота по­казываются высокие темные грузовики, при виде которых сердца их начинают усиленно биться. Потом машины подъ­езжают ближе, и видно, что это не то, и снова нужно ждать. Время тянется ужасно долго, и в конце концов Юлек с го­речью замечает, что, как видно, они опоздали и ничего из их затеи не получится: автобус давно проехал или переменилось расписание. Мариан тоже нервничает, но скрывает это и злится на брата за его «глупую болтовню».

Наконец далеко-далеко среди полей, перечеркнутых то­неньким зигзагом шоссе, мелькает точка, очертания которой возбуждают робкую надежду. Да, да, это автобус! Нет, ка­жется, опять грузовик! Поворот, другой — и ребята взды­хают с облегчением. К остановке подкатывает знакомый го­лубой автобус.

— Залезай скорее! — кричит Юлек и отчаянно дергает ручку дверцы.

Мариан спокойно нажимает на ручку, дверь открывается, потом — трах! — и вот уже Мариан выглядывает сквозь за­пыленное окошко.

— Скажи Зенеку, что картошка будет на складе, как все­гда! — кричит Юлек. — Не забудь!

— Ладно, ладно!

— А то вдруг он не найдет, если вернется поздно!

— Только бы мне его встретить!

— Встретишь, обязательно встретишь!

И Юлек остается на шоссе один. Голубой автобус отъез­жает, он нее меньше, меньше и наконец становится таким маленьким, что и смотреть не стоит.

Мальчуган шумно вздыхает, как человек, благополучно завершивший нелегкий труд, потом спугивает свистом галку, деловито шагающую по краю асфальта, как будто она собра­лась шагать так до самой Варшавы, и поворачивает в сто­рону Ольшин.

* * *

Мариан высадился в Белицах и, мельком оглядев высо­кую трубу кирпичного завода и низенькие, неинтересные до­мишки поселка, двинулся в обратный путь. Он шел широким, размеренным шагом, спокойно и внимательно глядя по сто­ронам. Впрочем, спокойствие его было только внешним. Чело­век, хорошо знающий Мариана, например мать, сразу заме­тил бы, что мальчика что-то грызет.

Это началось после разговора на Улиной террасе. Спо­койствия его лишил не рассказ о том, что Зенек голодал,— голод не оправдывал Зенека в глазах Мариана. Ах, если бы не Вишенка и не ее презрительные намеки на то, что Мариан просто боится лезть в чужой сад, если бы не ее восторги по поводу отважного спасения ребенка, он бы устоял! Однако винил он за это не хорошенькую Вишенку, а пришлого пар­ия, и его неприязнь легко перешла в осуждение, когда на ярмарке в Лентове он услышал о краже. Хватит, решил тогда Мариан, больше он этого Зенека знать не хочет, каким бы он там ни был смелым, самостоятельным и взрослым. Особенное отвращение и почти ненависть почувствовал Ма­риан после тех наглых слов: «Захотелось мне, нот и взял!»

Но, когда Уля сказала, что у Зенека пет дома, что от него отказался родной отец, все эти чувства развеялись без следа. Правда, решение ехать в Белицы досталось Мариану нелегко. Гнаться за Зенеком, уговаривать его вернуться на остров — не значило ли это признать себя виноватым? На­стоящей вины Мариан не чувствовал. Но, когда он вспоми­нал «суд» на острове, ему делалось стыдно. Зенек украл, это правда, но кто его судил? Они, которые сами крали, и крали не с голоду, а просто из хвастовства, чтобы доказать, что они не трусы.

Зенек их подговорил? Ну и что? Что же они, маленькие, за себя не отвечают?

А вдруг Зенек попросту посмеется теперь над Марианом? Ведь он так часто держался с ними пренебрежительно, так часто давал им понять, что они перед ним наивные малыши!

И еще одно угнетает Мариана. Ему хорошо, он скажет Зенеку «вернись к нам на остров», и тот вернется. А что даль­ше?.. Это только глупому Юлеку кажется, что тогда все бу­дет в порядке. Сколько Зенек сможет там жить, если ни у кого из ребят нет денег, если еду каждый раз придется но­сить из дому украдкой и если никто не знает, чем все это кончится?

Но так или иначе, раз другого дома у Зенека нет, пусть пока шалаш на острове снова станет его домом. Это глав­ное. Ради этого и идет теперь Мариан по шоссе, оглядываясь по сторонам и отсчитывая пройденные километры по таблич­кам на дорожных столбах. Восемь таких столбиков успел он уже насчитать, когда увидел идущего ему навстречу по при­дорожной тропинке парня. Это был Зенек.

* * *