Ирена Юргелевич. Чужой

— Да, но ведь долг-то отдаешь ты, а не он, — медленно проговорил Мариан.

— Потому что он не может, — сказала Уля. — Если б он мог, он бы сам отдал.

Юлек уже прикидывал, как подсунуть конверт.

— Слушай, — сказал он Мариану, — давай поедем в Лентов вместе и сделаем так: я подойду к этой торговке и буду ей зубы заговаривать, а ты тем временем подойдешь сзади, незаметно положишь конверт на землю, около ее ног, и смо­ешься. А я дождусь, пока она его поднимет, и тоже удеру.

— Ладно, — согласился Мариан. Потом серьезно сказал Уле: — Не беспокойся, будет сделано.

— Ну, я пошла.

Мальчики смотрели ей вслед, пока она не скрылась за домами.

— Вот так Уля!.. — изумленно пробормотал Юлек. Больше он ничего не прибавил, но Мариан понял, что он

хотел сказать.

Прошло еще несколько дней.

Как-то раз Юлек, проснувшись, по обыкновению, в семь часов и выбежав на кухню, увидел за столом дедушку. Обыч­но дедушка в шесть часов уже уходил на работу.

— О! — обрадовался Юлек. Он хоть слегка и побаивался дедушки, но очень его любил, а кроме того, с помощью деда всегда можно было смастерить что-нибудь интересное. — Ты сегодня не идешь на фабрику?

— Идет или не идет, а «с добрым утром» сказать мож­но,—заметила бабушка, строго следившая за соблюдением правил вежливости.

— С добрым утром! — поспешно поправился Юлек.

— Я работал в воскресенье и сегодня взял отгул, — объ­яснил дедушка. — Поеду в Стременицы покупать себе баш­маки.

В Стременицы! Юлек никогда еще там не бывал. Туда, наверно, километров пятьдесят на автобусе ехать!

— Дедушка! — умоляюще простонал он.

— Поди умойся, — распорядилась бабушка, ничуть не тро­нутая этим стоном. — И разбуди Мариана, завтрак на столе.

Юлек не двинулся с места, упорно глядя на дедушку. Тот не торопясь жевал хлеб, отрезая маленькие кусочки от бу­ханки, и запивал его кофе. Выражение его лица было не­проницаемо.

— Я тоже поеду! Ладно? Возьми меня с собой!

— Ну что ж... — неуверенно проговорил дедушка. Чувст­вовалось, что он не прочь согласиться.

— Я велела тебе разбудить Мариана, — напомнила ба­бушка.

— Возьмешь? — не отставал Юлек, боясь уйти, прежде чем добьется ответа. Он чувствовал, что бабушка недовольна.

— Ну что ж, — размышлял дедушка. — Пожалуй, мож­но бы...

Бабушка бросила на него сердитый взгляд, а Юлеку веле­ла немедленно идти за водой. Пришлось уйти, хотя Юлек знал, что это просто предлог: воды было еще целых полведра. У взрослых отвратительная привычка отсылать куда-нибудь детей именно в ту минуту, когда обсуждаются самые важные вопросы! Со злости он молниеносно накачал полное ведро и, возвращаясь, услышал последние слова бабушки:

— ...пойдешь пиво пить, а он? Еще потеряется!

— Куда ему теряться, при мне будет. Раз ему так хочется прокатиться...

— Этого ему всегда хочется. Ездит со мной в Лентов, и хватит с него.

— Вот именно, с тобой он все время ездит, а со мной ни разу, — ревниво сказал дедушка, и Юлек почувствовал, что ужасно его любит.

Бабушка неожиданно рассмеялась.

— Ох ты, дед! — сказала она мужу, снисходительно качая головой, а потом обернулась к Юлеку: — Ну, живо, умывайся и надевай чистую рубашку. Да смотри у меня, слушайся де­душку!

. . . Автобус бежал по Варшавскому шоссе. Юлек, сидя у окна, смотрел на знакомые места и наново переживал все, что здесь когда-то случилось. Вот и живая изгородь. Поспев­шие хлеба пожелтели, и живая изгородь кажется еще зеле­нее, чем прежде. Как ярко сверкали тогда на этой зелени го­лубые крылья сизоворонки! Юлек уставился на зеленую по­лоску в неразумной надежде снова увидеть чудесную птицу.

Через минуту он забыл о сизоворонке. Перед ним как жи­вой стоял Зенек, весь красный, с яблоками в руках. И Юлеку снова, как тогда, мучительно стыдно видеть смущение прия­теля, и снова его охватывает желание отделаться от этого стыда, стать таким же, как Зенек: махнуть рукой на все по­учения взрослых и ничего не бояться...

Изгородь уже скрылась из виду, автобус идет по мосту, сейчас начнется подъем... Вот и госсельхоз, и магазин на горке, а около него скамейка, где они пили лимонад, и снова автобус бежит вниз. Шоссе уже починили, и барьеров внизу нет. Юлек смотрит на луг — вот здесь с разбегу остановилась тележка с ребенком. «Сыночек, он тебе жизнь спас»,— сказа­ла тогда мать этого мальчика... а продавец сказал Зенеку: «Про тебя надо бы в газету написать»... Юлека снова охва­тывает горькая обида. Ах, почему же все так получилось? За­чем Зенек ушел? Почему он вел себя так непонятно?

Юлек не привык к долгим размышлениям, он редко заду­мывался над своими и чужими поступками. Но история с Зенеком слишком необычна, чтобы можно было с нею прими­риться и забыть. Зенек, такой замечательный парень, — и украл деньги! Правда, он был голоден и ему некуда было деваться, — значит, преступление его не так уж велико. Но пот Уля считала, что эти деньги надо отдать, как будто это был долг. И Мариан тоже был очень доволен, что отдал кон­верт, Юлек отлично это видел.

— Что смотришь? — добродушно спрашивает дедушка.— Сейчас будет поворот.