На пороге появился неопрятный дядька лет шестидесяти. Ростом ниже среднего, с круглым, рыхлым, каким-то бабьим лицом без малейших признаков растительности и длинными редкими сосулями седых волос на голове. Он внимательно уставился на Елену Павловну. От взгляда его косящих глаз ей стало ещё страшнее.
«Разноцветные! Один глаз - чёрный, другой - зелёный!», - заметила женщина и тут же произнесла:
- Вы Аркадий Петрович Сытин? Я - Большова...
- Проходите! - дядька попятился, пропуская ночную гостью.
Квартирка оказалась самой обыкновенной: дешёвые обои в серую полосочку, линолеум «а ля паркет», диван, столик с двумя креслами, на комоде - телевизор.
- В кресло садитесь, - как-то совсем обыденно предложил хозяин квартиры.
Елена Павловна опустилась в продавленное кресло и стала рассматривать странную, довольно большую картину, висевшую на противоположной стене. На картине - выполненной в зеленовато-коричневых тонах - была нарисована покосившаяся избушка. Поросшая мохом, она одиноко стояла на опушке леса, окружённая со всех сторон непроходимым ельником. В единственном на удивление большом окне домика отражалась точно такая же картина, но уже поменьше, в той картине - в свою очередь - в оконном стекле снова виднелась избушка на лужайке, а в отражении её окошка всё повторялось вновь... И так - до бесконечности... До тех пор, пока хватало возможности рассмотреть...
- Интересная картина, - не сдержавшись, произнесла Елена Павловна.
- Эффект Дросте... - отозвался Аркадий Петрович. - Рекурсивное изображение.
Оба замолчали.
Наконец Большова решила нарушить тишину:
- Моя дочь умирает, в прошлом году диагностировали синдром Вернера: это болезнь, при которой организм начинает стремительно стареть... Медицина абсолютно бессильна.
- Можете не объяснять, в этой действительности я - психолог... - слово «этой» он произнёс с особой интонацией и многозначительно посмотрел на женщину. - Несмотря на то, что болезнь крайне редкая, сталкиваться приходилось...
- Это как снег на голову... До восемнадцати лет у неё не было никаких признаков болезни! Цветущая молодая девушка! Умница! Студентка «Оксфорда»! А сейчас! Вы бы видели её сейчас... Высохшая старуха, волосы и зубы выпали, глухота, катаракта... Все старческие болячки... С постели не встаёт, ходит под себя... И постоянно стонет! Это невыносимо, как она стонет!
Елена Павловна заплакала, закрыв лицо руками.
- За всё надо платить, - медленно произнёс Аркадий Петрович. - Много приобрёл - много отдай! Ты не отдала... Сама не отдала... Никому не помогала, даже сестре родной... А небесные весы, их не обманешь: раньше, позже, но всё уравновесят. Тебе сколько лет? Сорок пять? А выглядишь на тридцать... Пришло время жить чужой болью... Боялась молодость потерять, так сама у дочери и отняла...
- Аркадий Петрович! Мне сказали, что вы можете всё исправить. Кажется, это называется «Переклад»... Я готова заплатить сколько скажите...
- Не сомневаюсь... Ты же перфекционистка... Всё должно быть самое лучшее! И дом, и машина, и дети! И муж? Ты замуж собралась... Он моложе... Намного моложе... Про дочь твою ничего не знает... Стесняешься? - Аркадий Петрович засмеялся. - При таком раскладе очень много денег отдашь, столько, чтобы мучится от их потери не меньше, чем от болезни дочери...
- Я на всё согласна... - заверила Елена Павловна. - На всё.
- Тогда выпьем на дорожку, и... В путь! - объявил Сытин и, посмотрев на недоумевающее лицо заказчицы, пояснил. - Здесь работать не получится... Всё, что касается запредельных возможностей... Следует решать в запредельной действительности... Нам - туда!
Сытин махнул в сторону стены, на которой висела картина.
- Но сначала следует изменить сознание, чтобы лоб об стенку не расшибить, - его сизые губы растянулись в неприятной улыбке. Он достал из-под стола пыльную бутылку тёмно-коричневого стекла и, открутив пробку, протянул Большовой. - Хлебни, матушка, не побрезгуй, там... Микробов не водится.
Большова приняла ёмкость и, зажмурившись, сделала глоток.
- Вот и славно! - Аркадий Петрович подхватил из её ослабевших рук бутылку и, закрутив пробку, вернул тару на место.
- Отделяйся сущностью и двигай за мной! Наступай точно в след! Больше чем на два шага не отставай! Будешь перемещаться за счёт моей силы. Если отстанешь или прикоснёшься к чему в пути - начнётся отток твоей энергии... Можешь застрять! Вставай!
У Большовой сильно закружилась голова, к горлу подступила тошнота, она сделала несколько судорожных вздохов и лишилась чувств...
Ей казалось, что она наблюдает со стороны, как раздваивается её тело. «Она», которая первая, полулежала в кресле и тихо посапывала, свесив на грудь безвольную голову. Другая «Она», неуверенно поднялась из кресла, еле устояв на ногах...
Пол, словно палуба корабля при сильной качке, ходил под ногами ходуном...
- А можно за вас держаться? - Елена Павловна еле ворочала непослушным языком.
- Ты - слабая! Порвёт! Разнесёт на мелкие куски! Частоты потоков совсем другие... Говорю: «Иди за мной...», - значит, иди и не рассуждай!
Он подошёл вплотную к стене и сделал шаг вперёд.