Ирина Мирошниченко

– Вас ждут сегодня на пробы фильма «Андрей Рублев» в Мосфильме. Приходите к 12 часам, – девушка положила трубку, коротко попрощавшись, так что Ирина не успела проронить ни слова. Она была растеряна, но на встречу пришла вовремя, подталкиваемая интригой.

В павильоне Мосфильма Ирина увидела темноволосого мужчину среднего роста. Его взгляд был удивительно пытлив – цепляя каждую деталь вокруг, он не упускал сути. Черные густые усы придавали ему серьезности и лет. Она только сейчас узнала в нем режиссера Андрея Тарковского, а он уже позже разглядел в ней Марию Магдалину. Именно его взгляд почувствовала на себе вчера Мирошниченко. Именно благодаря этим цепким глазам режиссера, выхватившим ее из толпы людей, она сможет передать в картине «Андрей Рублев» трагизм образа Магдалины, всю глубину отчаянья, которое постигло эту женщину. Роль была небольшой, но Ирина вложила в нее все свои силы, чтобы передать катастрофу, которую предчувствовала Мария. После премьеры фильма многие отметили, что Ирина обладает библейским типом лица. Ирине это льстило, но она не хотела останавливаться на достигнутом. Ей нравилось работать с Тарковским, которым она всегда будет восхищаться.

Команда Андрея Тарковского вместе с Ириной переезжала на машине между несколькими городами в поисках удачного места для съемок. Осень в своем закате была молчалива и дышала холодом. В пригородных районах уже лежал снег, напоминая чистый белый лист, на котором прямо сейчас Бог напишет историю чьей-то жизни, любви или смерти. Эта белизна была настолько непривычна после городских пейзажей в серых тонах, что резало глаза. Тарковский, ехавший в этой же машине, молчавший до этого, неожиданно произнес: «Вы только посмотрите! Этот пейзаж будто сошел с картин Брейгеля, теперь я понимаю, как он писал свои картины». Ирина тогда изумилась, как тонко он подметил и эти маленькие домики, и людей, готовых того и гляди пуститься кататься на санях по снегу. Такие, обычные на первый взгляд, вещи режиссер пропустил через призму живописи. Он обожал Брейгеля, об этом знали все и после окончания съемок, режиссеру подарили дефицитную по тем временам книгу с работами именитого художника «Изобразительное искусство». Тарковский радовался, словно ребенок, держа в руках толстенную книгу. Может быть, именно у этого человека Ирина училась радоваться простым вещам и замечать то, что не сразу открывается сердцу.

Сердце Ирины трепетало в груди, как маленький воробей. Оно повиновалось судьбе, летая из страны в страну, из города в город, переполняясь до самого края невыразимым счастьем и новыми впечатлениями. На этот раз Ирина должна была лететь сначала в Люксембург, потом ее ждал Брюссель. В этих городах проходила Неделя советского кино, где она представляла свои совместные работы с Тарковским: «Андрей Рублев» и «Дядя Ваня». С самого начала заграничная публика приняла актрису хорошо. Ее сразу окрестили советской Мэрилин Монро, на что сама Мирошниченко реагировала не очень радостно. Когда в один из фестивальных вечеров Ирина ужинала с коллегами-актерами в банкетном зале, кто-то в шутку окликнул ее этим именем. Как только Мирошниченко услышала эти слова, на ее лице появился испуг.

– Чего ты так испугалась? – удивленно спросила одна из женщин, сидевших рядом. Ирина неловко ответила:

– Но разве можно в нашу страну с таким прозвищем? Меня могут потом вообще больше не выпустить заграницу.

– Иришка, ты что? Да каждая женщина мечтает, чтобы ее сравнивали с Монро. Это наоборот комплимент, – собеседница произнесла последнюю фразу таким внушительным тоном, будто это было самым почетным и важным событием, которое только может случиться с советской женщиной. Ирина успокоилась. Такое сравнение подойдет не каждой актрисе. Впрочем, сравнивать Мирошниченко умела всегда с особым искусством. Она считала, что пока человек способен сравнивать, он не теряет и способность и искать что-то особенное в окружающем, открывать изюминку, проникать в новый смысл. Это относилось не только к людям или ролям, но и городам.

Брюссель, который в буквальном переводе называется «селением на болоте», некоторыми своими чертами напоминал Францию. Например, кольцевая магистраль этого города, к которой сходятся дороги со всех остальных направлений, была похожа на парижский бульвар Переферик.

Одна из дорог, словно лента, выпавшая из венка-магистрали, вела в самое сердце города – площадь Гран-плас. Ее окружают многовековые дома с самыми необычными названиями, такими как «Тележка», «Дуб», «Волчица», «Лисенок». А в «Доме короля» никогда не жили короли или хотя бы какие-то знатные особы, это строение в разные годы сначала использовали под склад пекари, потом оно было превращено в трибунал и тюрьму. Вся площадь буквально дышит готикой. Ирине этот стиль казался каким-то тяжелым, не поддающимся разгадке.