Ирина Мирошниченко

И Ирина не отступит, спустя три месяца встанет на ноги, вернется к обычному ритму жизни. Но кто знает, чего ей это стоило? Сколько слез она пролила бессонными ночами, размышляя о случившемся. Ей было под 40, а семьи так и не получилось. Она была совершенно одна. Соседок, с которыми она лежала в одной палате, навещали мужья, дети, а у нее была только мама. Самый близкий и преданный человек, придававший ей силы для борьбы с болезнью.

Но иногда сил не хватало. Тогда Ирина отворачивалась лицом к батарее, на которой вечно сушились истертые мокрые полотенца, и беззвучно плакала. Казалось, что ее жизнь превратилась в такую же вытертую тряпку, которую кто-то только что безжалостно выжал и оставил вот так вот висеть, никому не нужную и забытую. В такие минуты хотелось закрыть глаза и больше не открывать.

Внутренний голос шептал Ирине, что все произошедшее не случайно, что нечто неведомое подводит ее к переменам, на которые она должна решиться. Ведь еще не поздно создать семью, родить ребенка, стать матерью. Обрести новый смысл жизни. Но Ирину что-то останавливало. Останавливали письма поклонников, зрителей, восхищавшихся ее актерской игрой. Она не представляла, как спустится с этой высоты и окажется в числе обычных домохозяек, посвятивших себя детям и мужу. Нет, это было невозможно. Ирина знала, на какие жертвы пошла ее мать, чтобы обеспечить ей счастливое детство, как жила с уже не любимым мужем, Ирининым отцом. Актриса никогда не забудет, как однажды мама приехала навестить Ирину, тогда десятилетнюю девочку, в летний лагерь и призналась, что расходится с папой. Как же горько было ей тогда от этих слов. Невозможно было представить, чтобы папа ушел. Несколько ночей проведя без сна, девочка тогда молилась, чтобы папа остался. Она, конечно, не могла еще понять многое в жизни, но просто верила, что так должно быть. Так и случилось, папа остался в семье, и только когда Ирина повзрослела, ушел к другой женщине. Теперь Ирина не любит говорить о нем, для нее он так и остался тем папой, из далекого детства, которого она ждала с работы, сидя на скамейке Тверского бульвара, а потом как сумасшедшая мчалась ему навстречу. Папа поднимал ее на руки и кружил, кружил… деревья, небо, скамейки, люди сливались в одном чувстве – чувстве свободы и безграничного детского счастья.

Теперь все Иринино счастье сосредоточилось в работе, в карьере. Пока она не готова отдавать себя чему-то другому, кроме театра и кино. Она хочет подчинить себе время, а это возможно, только если записать свое имя в его дневниках. И она выводит «Ирина Мирошниченко» золотыми буквами так, чтобы ни один ластик забытья не смог стереть это имя.

Стихия, чувствующая боль

Дунай в ноябре встречает холодом. Почти каждый день случаются шторма. В такие минуты со всей полнотой ощущаешь мощь природной стихии. Волны иногда достигают тридцати метров в высоту, кажется, что они пытаются дотянуться до неба, чтобы на той высоте слиться с небом в один поток и затопить собой весь мир. Ведь что такое, в сущности, небо? Это то же море, только оказавшееся во власти притяжения к солнцу. Должно быть, однажды часть моря безумно влюбилась в солнце и, захотев остаться с ним навсегда, превратилось в небо. А однажды полюбив это небесное светило, уже невозможно было разлюбить его, оставалось только жить им.

Так же, как небо было отдано всецело солнцу, Ирина была отдана кино. Оправившись после автомобильной аварии и не дав себе отдохнуть, как следует, она уже умчалась в Будапешт на съемки. Ее пригласили сыграть роль в музыкальной картине «Шляпа», режиссером которой был Леонид Квинихидзе. Музыкальный фильм – это то, чего хотела Ирина, ведь ей всегда нравилось петь, а тут такая возможность, которую она не может упустить, даже, несмотря на жуткие погодные условия.

Команда актеров, ассистентов, помощников уже давно собралась на берегу Черного моря, нужно было отснять сцену, в которой Мирошниченко выходит из воды в купальнике. Ирина упрямилась:

– Холодно, я уже продрогла с головы до ног, а вы говорите еще о купальнике!

– Ничего, сейчас сто грамм водочки выпьешь и мигом согреешься, – подмигнув, сказал один из актеров.

– Я спиртного вообще не переношу. В студенческие годы выпила бокал вина и после этого ни капли.

– Да ладно тебе, ничего страшного в этом нет. Зато сразу ощутишь кураж и тепло, веселее играть будет.

– Куда уж веселее, – чуть слышно проворчала про себя Ирина, но, делать нечего, согласилась. Зажав нос, потому что запах был не из приятных, и, зажмурившись, Мирошниченко выпила стопку водки. Сначала горло обожгло, потом постепенно, спускаясь ниже, горячительная жидкость разносила по телу приятную теплоту. В какой-то момент теплота превратилась в ни с чем несравнимую легкость и Ирина почувствовала себя невесомой. Ей даже показалось, что если она сейчас войдет в воду, то не начнет тонуть, а сможет пойти по ее поверхности, раздвигая волны руками, укрощая стихию.