Ирина

После этих рассказов я стала даже жалеть строгого Якова Моисеевича, стараясь не подводить по работе.

Но по-настоящему я прониклась уважением к нему в День Победы.

По традиции, наша организация снимала для празднования банкетный зал, где собирались оба отдела во главе с «шефом» – Александром Владимировичем.

Приходили семьями, и для детей накрывали отдельный стол с угощением. Считая, что Жанна слишком мала, я уговорила маму посидеть с ней и пришла с мужем. В зале слышался легкий перезвон орденов и медалей: многие сослуживцы, их мужья и жены, оказались бывшими или действующими военными.

Александр Владимирович встал и в наступившей тишине торжественно произнес:

– Слово для поздравления предоставляется самому заслуженному среди нас воину, принявшему первый бой младшим лейтенантом на батарее легендарного капитана Флёрова. Этот младший лейтенант прошел со своими «катюшами» всю войну и закончил ее на Дальнем Востоке разгромом Квантунской армии в звании гвардии подполковника. Прошу вас, Яков Моисеевич…

В темно-синем костюме, старомодном, но ладно сидевшем на нем, Яков Моисеевич поднялся и совсем не торжественно, а очень искренне поздравил всех с великим праздником. Орденские планки панцирем прикрывали его грудь, и поверх них красовались ордена «Славы» всех степеней. Статус этих орденов нам объяснил сидевший рядом военный, перечислив по планкам названия других орденов и медалей. Воодушевленный нашим восхищением, он рассказал про капитана Флёрова и о том, что усы Яков Моисеевич носит с сорок третьего года как отличительную особенность гвардии.

После застолья начались танцы: Слава постарался блеснуть своим умением, но и Яков Моисеевич, красиво вальсируя, был на высоте. Церемонно испросив разрешения у мужа, он пригласил меня, и я кружилась, глядя в добрые карие глаза.

Избавившись от опеки Игоря Олеговича, я продолжила начатую работу и обнаружила на заводе серьезные нарушения технологического цикла, чем уберегла армию от бракованной продукции, а руководителей – от больших неприятностей. С помощью нашего начальства им удалось представить всё как вовремя исправленную ошибку, и, думаю, эта «ошибка» стоила руководству завода очень дорого… Моя работа была отмечена благодарностью в трудовой книжке и солидной премией.

Примерно через месяц меня вызвал Александр Владимирович и с мрачным видом указал на кресло.

– Присаживайтесь, Ирина Юрьевна, и объясните, как это вы, умная женщина, допустили такую оплошность? – Я замерла в растерянности…

Так же сурово он продолжил:

– Работаете у нас почти три года и, не имея своего жилья, не удосужились даже встать в очередь! – Увидев мое замешательство, он рассмеялся. – Успокойтесь, я пошутил, наверное, не очень удачно. Город выделяет нам однокомнатную квартиру, а ваша семья, по словам Якова Моисеевича, самая нуждающаяся. Он знает, за кого просить, и обычно его просьбы учитываются. Так что придется нам срочно оформить это задним числом.

Он дал мне бумагу, и под диктовку я написала заявление о постановке в очередь на квартиру. Размашисто подписав, Александр Владимирович убрал заявление в сейф.

– Думаю, всё будет нормально, идите работайте.

Я вышла, не веря в такое счастье и, чтобы не сглазить, никому ничего не стала говорить, даже мужу…

Через неделю ко мне подошла Ангелина Павловна – наш «профком», подчеркнуто интеллигентная дама, и, сознавая важность своей роли в этом событии, произнесла:

– Ирочка, в пятницу, к четырнадцати часам, вам надлежит явиться в горисполком для получения ордера на квартиру, – благосклонно кивнув, она удалилась.

Новость моментально облетела оба отдела, и все от души меня поздравляли, шутливо напрашиваясь на новоселье. По пути домой я поделилась своими мыслями с Людмилой Алексеевной.

– Как-то неудобно получается, работаю недавно, есть, наверное, и другие…

– Если и есть, то нуждающиеся в более серьезном улучшении. К тому же все знают, что ты в фаворе у начальства.

Ее слова задели меня, но не хотелось портить настроение выяснением нюансов.

С порога, подхватив Жанну и обнимая мужа, я сообщила, что у нас будет своя квартира. Жанна, ничего не понимая, счастливо смеялась, видя мою радость, а Слава недоверчиво качал головой. Только когда с ордером на руках мы взяли в домоуправлении ключи и осматривали квартиру, он с восхищенным недоумением вымолвил:

– Ну, ты даешь…

С переездом мы не спешили, постепенно благоустраивая новое жилье, но поведение мужа изменилось: он подробно расспрашивал о моих рабочих поездках, чего раньше не было, то и дело подозрительно что-нибудь уточняя…

В постели он стал агрессивным, мне поначалу это даже нравилось, но, когда я уловила желание унижать меня, потребовала объяснений. После откровенного, тяжелого разговора Слава признался, что страшно ревнует и даже следил за мной.

Я расплакалась.

– Неужели так будет всегда?

– Нет, не будет, – уверял он, – я очень люблю тебя.