Ирина

– Ну, если по-нормальному, – балуется наркотиками. Утром я зашел к своим ребятам в общежитие и столкнулся с ним, выходившим из комнаты напротив. Он слегка растерялся, а я подумал: «Что это он тут делает – его группа сейчас на занятиях». В тот же день стало известно, что из этой комнаты пропали деньги, собранные на покупку телевизора. Я сразу сообразил, чьих рук это дело и хотел, не поднимая шума, заставить его вернуть деньги. Как потом выяснилось, он узнал, что я ищу его, и убежал к папеньке жаловаться. На следующий день меня вызвали к ректору, и было сказано, что если я добровольно верну украденное, то в милицию заявлять не будут, а просто исключат из института. Заикаясь от возмущения, я не мог вымолвить ни слова, и он добавил: «Не надо притворяться – есть свидетель того, как ты выходил из этой комнаты». Я с трудом сумел выдавить из себя, что это Игоша выходил оттуда. Ректор аж затрясся: «Негодяй! Каким-то чудом ты, со своей запятнанной биографией, оказался в институте, и смеешь возводить поклеп на мальчика из такой семьи!» Выбежав из кабинета, я заметался по институту в поисках этой сволочи и нашел его в спортзале. Заметив меня, он завопил: «Ребята, крыса сама к нам пожаловала!».

По заключению экспертизы, я сломал ему нос и два ребра, а дома уже ждала милиция. Мама плакала… Отчим, когда меня заталкивали в «воронок», сказал: «Я знал, что рано или поздно у него этим закончится».

Я слушала, всхлипывая… Максим опустился передо мной на пол.

– Ну, и чего ты хнычешь? Всё давно прошло.

– Жалко, очень… – шмыгая носом, я разглаживала жесткие вихры, и он доверчиво склонил голову в мои колени.

– Знаешь, меня никогда никто не жалел, я и не нуждался в этом, но сейчас что-то захотелось поплакать вместе с тобой. Так что прекращай, а то устроим тут потоп. Утонем, и не узнаешь, что было дальше…

– А что было?

– Был суд, и секретарь райкома толкнул речь о том, что таким, как я, не место среди советских студентов и общество должно нас отторгнуть. И отторгли меня на семь годочков.

– Ты столько лет был в тюрьме?

– Не в тюрьме, а в колонии, и всего-то четыре года, – Максим рассмеялся, глядя на мою глупо-удивленную физиономию. – Этот секретарь оказался мужиком… Когда узнал весь расклад, приехал в колонию лично извиниться передо мной. Потом нажал на нужные рычаги – дело пересмотрели, мне убрали статью за кражу и сократили срок. Ладно, хватит о грустном… Завтра, так и быть, идем в гости, и – прощай, Сибирь!

– А почему ты уехал отсюда?

– Тошно было возвращаться домой, и кент по зоне уговорил поехать к нему.

– Кто такой «кент»?

Максим сделал ужасные глаза.

– Ты меня достала! Кент – это товарищ. Я не знал, что ты такая дотошная.

Он поднял меня с кресла и, целуя, отнес на кровать.

– Продолжим разговоры здесь…

* * *

На следующий день я купила подарки, и вечером мы направились в гости. Мать Максима – моложавая женщина с восточным разрезом больших глаз, усадила нас на кухне и хлопотала, извиняясь за мужа, задержавшегося на работе. Девочки-близняшки, с достоинством приняв подарки, ушли к себе, хотя было видно, что их разбирает любопытство.

Разговор не клеился, и через полчаса Максим поднялся.

– Мы, пожалуй, пойдем.

Вероника Анатольевна проводила нас до калитки и, прощаясь, обняла сына, не скрывая слез.

На душе у меня скребли кошки…

– Вот видишь, можно было и не ходить, – в тоне, которым это было сказано, если и слышалась боль, то где-то глубоко-глубоко…

Уезжала я без сожаления, рассчитывая когда-нибудь навестить на кладбище деда Сашу и вернуться в тайгу, к моей лощинке.

На новом месте, как и договаривались, я сразу подала документы в институт. Времени на подготовку почти не было, но экзамены сдала успешно и была зачислена на экономический факультет. Конечно, свою роль сыграла золотая медаль.

В ресторане, где мы отмечали это событие, Максим положил на стол красиво перевязанный лентами пакет.

– Награда для моей умной девочки, но сначала – наше танго…

Зазвучала любимая мелодия.

– Когда ты успел ее заказать, – благодарно шепнула я, с любопытством поглядывая на пакет, лежавший на столе.

После танца он придвинул его ко мне. Развязав ленты, слой за слоем я снимала бумагу, опасаясь подвоха, и обнаружила водительское удостоверение на свое имя.

Я онемела от удивления…

– При большом желании и некоторых возможностях, – усмехнулся Максим, – у нас делается абсолютно всё, но водить машину тебе придется научиться самой. И по-настоящему – как ты мечтала… Экзамен буду принимать лично.

На деньги, оставленные дедом Сашей, мы купили с рук почти новую «девятку». Вызубрив наизусть правила, больше месяца я колесила с опытным инструктором сначала на его машине, потом на своей.

В будний день, ближе к часу «пик», Максим с гаишником уселись в мою «ласточку» и, выбирая маршруты посложнее, три часа гоняли меня по городу. «Без помарок» – только и сказал «гаец», вылезая из машины.

– Знай наших… – соглашаясь с ним, горделиво бросил Максим.

Незадолго до свадьбы моя счастливая жизнь закончилась.