Ириска на двоих

– Блин… – я откидываю голову на спинку кресла. – Слушай, вы с Марком так лихо поняли, что происходит с Дэном, почему сейчас так сложно объяснить? Мне просто не очень нравится секс, вот и все.

– Ты так кончала в моих руках, просто мрррр, – жмурится Димка. – Никакая ты не фригидная.

Я вздыхаю. Надо было соврать.

Мужчинам всегда лучше врать.

Что они прекрасны в постели. Что тебе очень срочно надо к больной бабушке, а так бы осталась. Что ты влюблена в другого и будешь вечно хранить ему верность.

Конкретно с этим еще хорошо сработает «только после свадьбы», я уверена. Он не похож на того, кто рвется остепеняться.

К счастью, в этот момент у него звонит телефон, и мне не надо срочно придумывать, как вырулить из этой ситуации.

На экране фото Марка, и Димка со вздохом нажимает кнопку ответа:

– Ах, черт… Да? – он заводит машину, еще раз быстрым движением гладит меня пальцами по шее и зажав телефон плечом, выруливает с маленького пятачка стоянки. – Едем уже, не психуй. По разговорам ты у нас, вот и поболтаете.

Мы поднимаемся в квартиру и четыре лестничных перелета для меня такой себе walk of shame. Дорога позора. Психованная истеричка возвращается домой. На щите и без славы, разумеется. Наоборот, теперь мне еще больше хочется плакать. Забиться в угол, спрятаться в шкаф и просить: «Оставьте меня в покое, я вас не звала в свою жизнь, я просто хотела побыть одна там, где мне хорошо!»

Я не знаю, сколько лет эти двое дружат, но что они давно научились обходиться без слов, уже понятно. Марк открывает нам дверь и они обмениваются всего парой долгих взглядов. Наверное, их даже можно перевести на язык слов. Это будет довольно экспрессивный диалог, потому что Марк хмурится и приобнимает меня за плечи, а Димка уходит в спальню и так аккуратно закрывает дверь, что становится понятно – хотел хлопнуть.

Я остановилась посреди комнаты, настороженно глядя на Марка. Сейчас будут душеспасительные беседы? Меня будут убеждать и склонять? Как обычно – он ведь это умеет – аккуратно перетаскивать на другую сторону, так чтобы я даже не поняла, что со всем уже согласна?

– Будешь вино? – спросил Марк. – Испанское или итальянское? Я купил еще оливок с разными начинками, в том магазине их видов тридцать. С кориандром не советую.

– Буду.

И никаких бесед.

Мы просто сидели на террасе в тишине настолько полной, что было слышно шелест волн в полукилометре от нас. Когда карантин закончится, я буду скучать по этим тихим ночам.

Если. Если он закончится.

Вино было легким, чуть кисловатым, но очень нетребовательным. Если бы я разбиралась, я бы нашла там горький шоколад, ваниль, еще какую-нибудь ересь типа сливового варенья, так удивляющего меня в описаниях на винных сайтах. Но – увы.

Просто хорошее вино. И вкусные оливки с миндалем внутри.

Свечи на столе, фонарики по краю перил, Марк, сидящий рядом.

А разговор я начала сама.

Черт, все-таки он меня сделал!

– Как ты понял? – спросила я. – Как ты понял, что со мной что-то не так?

– Это не сложно. У меня есть опыт, – отозвался он немедленно, словно как раз ждал моей реплики. Может и ждал. – Другой вопрос, откуда у тебя такой мощный посттравматический синдром? Как из горячей точки.

– Да нет у меня никакого синдрома… – пробормотала я. В голове приятно шумело, глаза уже слипались, но идти в постель, где Димка, не хотелось.

– Ириска-а-а-а… – позвал Марк, заправляя мне волосы за ухо и глядя своими ненормальными глазами, в которых прыгали отсветы живого огня. С сочувствием глядя. С тоской даже.

– Что? Дай еще вина, – я протянула бокал. – Перестань смотреть на меня как на больную. Я уже нормально.

– Нет, – покачал он головой.

Но это «нет» не про вино – его он налил, а я утянула с блюда оливку с чесноком внутри. Больше целоваться сегодня не собираюсь. А кто сам соберется – тот и будет виноват.

– Нормально, честное слово, – я отсалютовала бокалом. – Надо не забыть перед сном еще таблетку выпить и совсем хорошо. Ну и вообще, бывший муж у меня один, можно раз в десять лет психануть, а?

– Но ты психуешь по любому поводу. Карантин, локдаун, гудки машин на улице. Помнишь, как ездил фургончик с картошкой по улицам, и продавец через громкоговоритель рекламировал ее на разных языках? Ты сидела с глазами как блюдца, пока не услышала английскую версию рекламы. Что там тебе мнилось? Кино и немцы?

– Ну мало ли… – я смутилась. – Что-то важное говорят. Официальное.

– Ага, собирают всех иностранцев, чтобы расстрелять на обрыве.

Я фыркнула.

Да, у меня это в генетической памяти – громкоговоритель, непонятные слова, тревожные времена. Что ж теперь? Почему я должна ждать, что это приглашение на карнавал, а не на казнь?

– Ну да, психую… – сдалась я. – Сильно мешает? Мне опять напомнить, что не я вам навязала свое общество, а наоборот?

– Да не мешает… – поморщился Марк. – Просто очень тебя жалко. Такой дерганый птенчик, инфаркт от всего подряд.

– Мышка, – поправила я. – Один из бывших бойфрендов говорил – ты как мышка. После того, как у себя на даче поймал мышь в ведро и понес топить. Приносит к болоту, а она там уже мертвая – от разрыва сердца сдохла.