Ириска на двоих

– Так себе у тебя бывшие…

– Ну, а куда мышей девать? Или откуда других бывших брать?

– Димку бери.

Ага, вот оно что. Все-таки поделили.

Марк наблюдал за мной, я видела это боковым зрением. Свой бокал он наполнял гораздо реже, чем мой. И сейчас был намного трезвее, даже учитывая разницу в габаритах.

Сватают меня, значит, темненькому и наглому.

Почему-то захотелось спросить, чем я не понравилась самому Марку? Но мне никогда не давались излишне откровенные разговоры. Все время казалось, что сейчас мне скажут, что я все не так поняла. Да и понравится ли мне честный ответ?

– Нет… – качнула я бокалом. Темное вино плеснуло на стенку, зажглось багровой искрой. – Мне лучше одной, честно.

– Ты не одна. Не хочешь Димку – не надо. Но мы всегда рядом.

Я тихо рассмеялась:

– Это вы меня пока спасаете. Но скоро задолбаетесь вконец и выкинете как щеночка, который перестал быть милым.

– Нет… – начал Марк, но я перебила:

– Да нормально все! Никому не нравится быть вечным спасателем, когда усилия не идут впрок. Я взрослая женщина, Марк. Мне почти тридцать. Я отлично справляюсь одна и не люблю никого напрягать.

– Справляешься? – сощурился он недоверчиво.

– А что – нет? Ну ничего бы со мной не случилось ни от сидения на асфальте полчасика, ни от одного паршивого вечера после звонка Дэна! И с симкой бы управилась как-нибудь. Я уже несколько лет живу одна и видишь – все нормально.

Я отпила еще вина, встала с дивана. Марк поймал мою руку, я не стала отнимать. Стояла смотрела на темный город. Абсолютная тишина. Комендантский час. Никто не катается с воем по улицам, не зажигает на вечеринках. Даже в гости запрещено ходить.

Теплая рука Марка словно держит меня на краю моря хаоса. Если закрыть глаза, кажется, что она светится теплым пушистым светом.

– Пойми, Марк. Тебе, да и всем, кажется, что такое состояние ненормально. Что было что-то, что его спровоцировало. Не может человек, тем более женщина, хотеть жить одна. Не может она так быстро и спокойно принять двух незнакомцев в своей постели. Несмотря на все, что вы тогда несли про вписки и друзей, вы ведь сами понимали, что нормальная девушка на моем месте вела бы себя иначе. Что меня что-то изломало – и я стала такой. Но правда в том, что не было никакой травмы.

Марк молчал, не мешая моей пьяной исповеди. А я в другом состоянии, не будь Дэна, воскресившего воспоминания о том, какой я была в двадцать лет, не будь безумного ночного моря, не будь вина и этого комфортного молчания, никогда бы не решилась быть такой откровенной.

– Да, моя мама была не сахар. Она меня никогда не понимала и не понимает до сих пор. Но мало кого понимают матери, и все как-то живут. Да, меня бросил муж. Десять лет назад. Сколько нас таких, разведенок? Все как-то пережили и живут дальше, ничего страшного. Но. Меня никто не насиловал – тут я даже в привилегированном положении по сравнению со множеством женщин. Не избивал. Даже на улице не грабили. Как бы кому ни хотелось найти страшную причину моей нервной на все реакции – ее нет, Марк…

Я вернулась на диван, но руку его не отпустила. Мне нравилось что она такая жилистая, с длинными нервными пальцами, с резко выделяющимися суставами. Кожа на ней грубая, на подушечках мозоли. Гитарист? Или от турника?

Мне нравилось гладить ее, а он почему-то позволял.

– Просто я родилась слишком слабой. Нежной фиалкой и уникальной снежинкой. Я не тяну этот мир. И все. Правда все. То, что другие переживают легко и спокойно или не замечают вовсе – меня может сломать. Я могу получить инфаркт, когда ночью иду в туалет, а за моей спиной ударяется о стену дверь.

Марк тихо фыркнул.

Я быстро вскинула на него глаза, но он кивнул – продолжай, я молчу. Я покачала головой и засмеялась сама:

– Серьезно, первую неделю здесь я к этому звуку никак не могла привыкнуть! Видишь, какая я? Никто не обязан это понимать…

Какие у него пальцы… длиннее и ловче, чем у Димки. Мне ужасно захотелось сделать что-нибудь безумное. Поцеловать их. Облизать. Положить на свою грудь и смотреть, как они выкручивают мои соски. Почувствовать их в себе – глубоко-глубоко.

Свечи, казалось, вспыхнули ярче. Кровь прилила к коже.

Но я… просто положила его ладонь себе на колено и так оставила.

– Это раздражает людей… – тихо продолжила я. – Все ведь терпят, а я что – особенная какая-то? С чего мне вдруг больше внимания? Так что я просто пью свои таблетки, общаюсь с друзьями в интернете, где так легко закрыть окошко с перепиской – и им, и мне. И не ввязываюсь ни в какие отношения, потому что мне в них нечего дать. Даже секс. Можешь спросить у Димки, что я ему ответила, раз уж вы так лихо распорядились, кому меня подкладывать.

Я переложила руку Марка на диван, подхватила свой бокал, снова закинула в рот оливку с чесноком.

Помолчала. Потрескивали свечи, плескалось ночное море. Наверное, уже дело к утру. Скоро в спальню начнут ломиться солнечные лучи и голоса ранних пташек. Спать пора.

Марк ничего не говорил. Наверное, и не стоило. Что тут скажешь пьяной девушке? «Иди проспись, снежинка»? Я встала и пошла в ванную чистить зубы.