Ириска (СИ)

— Мы… мы вам очень, очень признательны, — засуетился Андреич.

— Вы не поняли. Благодарить меня не за что. У меня тут свой корыстный интерес. Ведь если результат будет отрицательным, — он посмотрел на Андреича, — да, возможен и такой вариант. Вы должны понимать степень риска. Так вот, если результат будет отрицательным, то мою разработку… скорее всего закроют. А с вашим прибором мы никакому не навредим. По крайней мере, шанс есть. И если не получиться — я работаю дальше. Однако полагаю, что всё обойдётся. — И он трижды плюнул через левое плечо.

— Вы суеверны? — поинтересовался я.

— А ты нет? — буркнул Андреич.

Николай Федотович развел руки в стороны:

— Бабушка воспитывала.

С тем разошлись.

И вот Людочка сидит внутри странного технического монстра, в которого превратилась её инвалидная коляска. Всё готово, остаётся нажать кнопку энтер. В полной тишине Николай Федотович склоняется к видоискателю, больше похожему на перископ подводной лодки. Я не знаю, нажал он кнопку или нет. Просто стою и смотрю на Люду. Но на её неподвижном как маска лице, живут только глаза. И я слежу за их выражением. Мне казалось, прошло очень много времени, а процедура так и не началась. Вот раздаётся тонкий писк, и Николай Федотыч поднимает голову.

— Всё.

— Что, всё? — через чур спокойно и протяжно спрашивает Андреич.

— Процедура завершена.

Когда просмотрели кадры съёмки возможного изменения в крови Люды, то ничего не обнаружили. Прибор не показывал никаких изменений. Ни плохих, ни хороших. А нам нужен демонстрационный результат, чтобы доказать факт фиксации будущего. А его не было.

Так сложилось, что инъекцию делали в пятницу днём. А вечером я торопился на встречу с Ириской. Ириска — это моя девушка. Вообще-то она Ирина, но волоса у неё светло-золотистого цвета, ну я в шутку назвал, а потом как-то пристало к ней. Вот бегу я на свидание и думаю, вполне меня устраивает такая Ириска, а времени на толчею по улицам ну хоть караул кричи, нет! Во-первых, клюнула идея, как доработать прибор контроля будущего, во-вторых, теперь придётся дополнительно проводить «цирковые опыты» с Муркой, потому что дальше тянуть некуда, надо заявку отправлять. А тут ещё дома… вчера хотел джинсы надеть, а они мокрые и грязные под порогом кучкой покоятся. Позавчера в дождь возвращался, снял, думал, повесил сушиться, а сам забыл. Прищеголял на работу в парадном костюме. А ещё ужин… даже ночью, в темноте и с закрытыми глазами, магазинные пельмени в горло уже не лезут! Так что бежал и думал, что семейная жизнь, это не так уж и плохо. Женатые мужики просто заелись. Посадить их на магазинно-пельменную диету на пару месяцев, враз подобреют. А ещё мокрые джинсы утром выдавать каждый день, потому что мои хоть и высохли, но грязные остались. Сунул в машинку и забыл достать, чтобы повесть сушиться. Так что достал утром опять мокрые. Может новые купить? Так ведь такая волокита!

В общем, в этот вечер я ничего такого не сказал Ириске. Но пригласил к себе домой, предварительно извинившись за «творческий беспорядок», подумав: «Поживём, увидим».

На следующее утро, то есть в субботу, мне надо было ехать к Андреичу доводить до ума «цирковые» опыты с Муркой. С вечера как-то не удосужился Ириске рассказать об этом, и теперь проснувшись, продолжал лежать с закрытыми глазами, обдумывая как быть? Всё-таки выходной день, а я соберусь, заберу кошку и смотаюсь до самой ночи из дома. М-да, вот тут-то я и понял всю ценность независимой холостой жизни, пусть на магазинных пельменях. И в этот момент, почудился мне запах из детства. По субботам мама пекла утром блины и мы ели их прямо с пылу с жару. Вкуснотища! Чувствую, похоже пахнет. Наверное, кто-то из соседей стряпает, а в форточку запах затягивает. «Во оголодал», — думаю. Пошарил рукой рядом — никого. Подскочил в ужасе! Что тут можно подумать? Увидела мой «творческий беспорядок» Ириска и сбежала пока я дрых! Ну, это ладно, а вдруг не из-за беспорядка сбежала? Вдруг ночью что-то… вдруг я… о-о-о! Жуть! И на фоне этих душераздирающих мыслей — запах блинчиков! «Да чтоб вас!» — мысленно послал соседку. Тут моей душе окончательно плохо стало! И вдруг слышу:

— Ваня? Чего ты там возишься? Проснулся? Умывайся, блинчики стынут.

Приехал я к Андреичу почти что к обеду. Вошёл вальяжной, сытой походкой. А Нина Васильевна по уже сложившейся привычке, зовёт меня к столу:

— Ванечка, завтрак накрыт! Мы тут тебя ждали, ждали, а ты сегодня припозднился.

— Я сытый. — И смутившись, выронил Мурку из рук прямо перед носом Фантика, любимца Люды: мелкой, задиристой собачонки. Как им объяснить, кто меня накормил? Однако не пришлось. Фантик сморщил нос и зарычал от такой наглости, Мурка пошла боком, а шерсть на её спине встала дыбом. Фантик сделал угрожающий прыжок в её сторону и кошка, которая раньше не очень-то боялась его, тут вдруг шуганулась прямо на Людмилу. Да так шустро, что только хвост мелькнул, когда скрылась под её пледом.

— Ай! — тоненько пискнула Люда.

— Что? Что? Оцарапала? — кинулся я к ней.

— Щекотно, — и опять что-то похожее на смешок прозвучало в её голосе.