Ирландия

Много лет Харольд не вспоминал о датчанине Сигурде. С их последней встречи датчанин больше не появлялся, да и после той постыдной истории, когда он принял за Сигурда ни в чем не повинного человека, у Харольда не было особого желания думать о своем обидчике. Так или иначе, с годами он решил, что датчанин просто забыл о нем.

Все эти годы судьба была благосклонна к Харольду. В Дифлине и Фингале царил мир. Бриан Бору добился всего, чего хотел. Через два года, после того как ему покорился Дифлин, глава гордого клана О’Нейл признал его верховным королем всего острова, хотя сам все же остался королем Тары, будучи главой могущественного рода. Северные вожди в Коннахте и Ульстере были недовольны новой властью, но высокое положение Бриана заставило их подчиниться. К тому же он проявил большую мудрость, совершив паломничество в церковь Святого Патрика в Арме и обеспечив себе благословение священников с помощью огромного дара золота. А Харольд тем временем, радуясь, что в Фингал снова пришел мир и гавань Дифлина никогда не стоит пустой, наслаждался растущим с каждым днем достатком и процветанием.

Но не прошло и десяти лет, как его счастье омрачила большая потеря. В 1011 году его жена Астрид, прожив с ним больше двадцати лет, оставила его. Ее смерть стала сильным ударом. И хотя ради детей Харольд заставлял себя заниматься делами как прежде, сердце его умерло вместе с ней. Весь тот год он жил как во сне и лишь благодаря любви и заботе детей не впал в отчаяние. Только к следующей весне он понемногу стал оживать. А в конце апреля отправился в Дифлин к своему другу Морану.

Первый раз Килинн увидела его в тот апрельский день. Она тогда навещала родных в Дифлине. Отец ее умер несколько лет назад, и теперь в их старом доме жил ее брат с семьей. Вместе с женой брата Килинн отправилась на прогулку к Тингмаунту, и, проходя через Хогген-Грин, они увидели двух всадников, которые приближались к ним со стороны Длинного Камня, с заливных земель. Одного Килинн узнала – это был Моран Макгоибненн. Второй казался очень высоким и прекрасно держался в седле. Килинн спросила свою спутницу, кто это.

– Харольд Норвежец. У него в Фингале большое поместье.

– Красивый, – заметила Килинн.

Она вспомнила, что уже слышала об этом норвежце раньше. Хотя он был уже не молод, его ярко-рыжие волосы почти не тронула седина и от всего его облика веяло свежестью и силой.

– Он хромой. Говорят, еще с детства, – добавила жена брата.

– Это ерунда, – откликнулась Килинн и, когда всадники приблизились, улыбнулась ему.

Они немного поговорили все вчетвером. Когда же Моран взглянул на своего друга, ему показалось, что Харольд вовсе не торопится продолжить путь. И до того как они расстались, норвежец предложил Килинн на следующей неделе проехаться с ним верхом до его поместья. Она с благодарностью согласилась, и они уговорились на следующий вторник.

К июню их частые встречи стали предметом радостных обсуждений для их родных. Дети тоже не противились. Старший сын Килинн Арт уже давно мечтал занять место своего отца в управлении поместьем и не стал бы сильно расстраиваться, если бы его мать с ее неуемной энергией позволила бы ему самостоятельно заниматься семейными делами. Остальные ее дети, по правде говоря, тоже были бы рады заполучить добродушного норвежца в качестве нового отца в надежде, что он поможет им избавиться от мрачных воспоминаний о Кормаке. Что до детей Харольда, то они любили своего отца, Килинн считали вполне достойной его и были бы только рады, если бы она сделала его счастливым. Так что оба родителя вполне могли продолжать наслаждаться обществом друг друга, не опасаясь причинить боль никому из своих близких.

Их отношения начались довольно непринужденно, с того самого дня, когда они вместе поехали верхом в Фингал. Как бы невзначай Килинн спросила его об искалеченной ноге. Вопрос прозвучал вполне естественно и дружелюбно, но они оба понимали, что после долгих лет заботы о больном муже ей вовсе не хочется снова взваливать на себя такую обузу. Харольд объяснил ей причину своей хромоты, а потом рассказал о той угрозе, которую получил еще в детстве, и о том, как поклялся себе сделать все, чтобы больная нога не помешала ему победить в будущей схватке.

– Теперь моя хромая нога, пожалуй, даже крепче здоровой.

– И совсем не болит? – заботливо спросила Килинн.

– Нет, – с улыбкой ответил Харольд. – Нисколько.

– А тот датчанин, который хотел тебя убить?

– Я не видел его уже двадцать лет, – засмеялся Харольд.