Ирландия

В темной комнате горела единственная свеча и небольшой очаг. Моран сел у огня. Харольд лежал на полу с закрытыми глазами. Время шло. Моран попросил воды и, когда ее принесли, осторожно смочил лицо Харольда. Вскоре Харольд застонал. Моран приподнял его голову и попытался влить немного воды другу в рот. Ему показалось, что несколько капель попало внутрь, потому что Харольд снова застонал, но, хотя веки его чуть дрогнули, он все еще был без сознания.

Спустя еще час пришел один из стражников и заявил, что король Бриан ждет ответа. Моран объяснил ему, что его друг так и не пришел в себя.

– Ты должен дать ответ, – неумолимо повторил стражник.

– Боже праведный, да я-то что могу сказать? – не выдержал Моран.

Он посмотрел на Харольда. Казалось, тот спал. Все-таки норвежец был очень силен, и это вселяло надежду. Моран чувствовал, что Харольд вот-вот очнется, нужно только немного подождать. Сам он так и не решил, какой ответ дать королю Манстера.

– Я вообще не понимаю, что там произошло, – раздраженно произнес он. – С чего он вдруг напал на вашего офицера?

– Не знаю, – ответил солдат, – но скажу тебе одно: Сигурд ничего ему не сделал. Идем.

– Ну, раз надо… – рассеянно пробормотал Моран и пошел вслед за стражником.

Но когда они дошли до середины двора, он вдруг остановился и резко повернулся к стражнику.

– Погоди-ка, – сказал он. – Как, ты сказал, его зовут… ну, того офицера, на которого напал мой друг?

– Сигурд. Дежурный офицер.

Сигурд. Имя викингов. Насколько он мог судить, тот темноволосый парень не был викингом, но ничего необычного в том, что викинги носили кельтские имена, и наоборот, в те времена не было, да еще в портовых городах. Значит, Сигурд. Морану и в голову не приходило, что имя офицера может иметь какое-нибудь значение. Он попытался представить себе, как все было. Суматоха на причале, неожиданно подошедший темноволосый человек…

– Ты был там, когда это случилось? – спросил он стражника.

– Был.

– Кто-нибудь произнес его имя?

Мужчина немного подумал.

– Пришел Сигурд. Мы сказали остмену: «Иди вперед. Наш человек хочет тебя видеть». Потом я крикнул: «Вот он, Сигурд!» И как только Сигурд подошел ближе, этот остмен глянул на него и…

Но Моран уже не слушал. Он уже вбегал во дворец.

– Я знаю, Бриан сын Кеннетига! – закричал он. – Я знаю, что там произошло!

Не обращая внимания на гневный взгляд короля, Моран начал свой рассказ. Он не повиновался, даже когда король велел ему замолчать. Даже когда стражники уже собирались выволочь его из зала, он продолжал говорить. И он добился своего: король слушал.

– Значит, он подумал, что мой человек Сигурд и есть тот самый датчанин, который поклялся его убить?

– Никаких сомнений! – воскликнул Моран. – Ты только представь: в темноте подходит похожий человек, Харольд слышит его имя, да еще в том самом месте, где они прежде встречались!

– Ты клянешься, что твоя история – правда?

– Клянусь на святой Библии! Клянусь собственной жизнью, Бриан сын Кеннетига! Другого объяснения нет!

Король Бриан долго и пристально смотрел на него:

– Полагаю, ты хочешь, чтобы я его пощадил.

– Хочу.

– И, разумеется, освободил его жену и детей.

– Конечно, я бы попросил и об этом.

– Как ты понимаешь, все имеет свою цену. Ты станешь после этого моим преданным другом, Моран Макгоибненн?

– Безусловно.

– До самой смерти? – Король посмотрел ему прямо в глаза.

Моран колебался лишь мгновение, но только потому, что был честен.

– До самой смерти, Бриан сын Кеннетига, – ответил он.

И тогда Бриан Бору улыбнулся.

– Взгляните на него! – обратился он ко всем, кто находился в зале. – Перед вами человек, который если уж клянется быть вашим другом, то говорит это искренне. – Он снова повернулся к Морану. – Я подарю жизнь твоему другу, Моран, если ты ручаешься за его будущую преданность мне и если он заплатит пять серебряных монет моему офицеру Сигурду, который не причинял ему никакого вреда. А его жену и детей ты можешь выкупить сам. Мне понадобится серебряная чаша, чтобы подарить ее монастырю в Келлсе. Сможешь сделать ее к Пасхе? – (Моран кивнул.) – Не сомневаюсь, она будет прекрасна, – с улыбкой добавил король.

Такой она и была.

II

1013 год

Даже в сорок один год Килинн с ее роскошными темными волосами и сияющими зелеными глазами была еще удивительно хороша, и к концу лета уже никто не сомневался, что она будет искать себе нового мужа.

Она заслужила немного счастья. С этим никто бы не посмел спорить. Больше двенадцати лет она преданно ухаживала за больным мужем. После битвы при Гленмаме Кормак так и не оправился. Потеряв руку и страдая от ужасной раны в животе, он вообще жил только благодаря заботам Килинн. Но гораздо хуже физических увечий было его уныние. Он то впадал в отчаяние, то безудержно гневался и с каждым годом все больше пил. Последние годы стали особенно тяжелыми.