Грохот копыт раздался совершенно неожиданно. Казалось, он доносился сразу с двух сторон, и налетчики на мгновение замерли, в растерянности вертя головами. А потом в ужасе поняли, что это такое. Слева и справа из-за дома-башни мчались два огромных стада. Быстро набирая скорость, они слились в единый громадный поток рогатых голов, подгоняемый скачущими следом всадниками, которые с криком щелкали хлыстами, заставляя животных в панике бежать вперед. Сотня, вторая, третья взбесившихся коров и быков с громким ревом неслись вниз по пологому склону сплошной стеной из нацеленных рогов, неудержимо наступая всей своей огромной массой на застывших в ужасе солдат. Впереди бежали десять или двенадцать разъяренных быков. Налетчики наконец опомнились и стали спешно искать путь к отступлению. Но его не было. Гигантское стадо заполонило все пространство между деревьями и стеной, да и в любом случае у налетчиков уже не оставалось времени, чтобы добраться до какого-нибудь укрытия. Они развернулись, чтобы бежать, но стадо уже догоняло их. И тут раздался треск, стук и чудовищный рев.
Ева скакала за стадом со стороны деревьев и хорошо видела, как живая стена смяла небольшой отряд. Она видела, как в воздух взлетел чей-то меч, услышала человеческий крик и ржание лошади, а потом уже доносился лишь топот коровьих копыт, как гул реки в весеннее полноводье.
За спиной Евы старый бард, тоже верхом на лошади, вопил и хохотал, как мальчишка; с другой стороны, вдоль стены, скакал Морис, лицо его было серьезно и сосредоточенно, щеки слегка разрумянились. Какой же он красивый и бесстрашный! – восхитилась Ева. На какое-то мгновение ей даже показалось, что она почти влюблена в него. Наверное, в пылу волнения она снова почувствовала себя молодой, и ей вдруг подумалось, что ее муж в их лучшую пору тоже мог бы быть таким, как этот юный аристократ, будь он так же красив и изящен.
Стадо уже промчалось по налетчикам и теперь бежало дальше вниз по склону. Морис огибал коров, ловко разворачивая их. А позади – там, где недавно стояли солдаты, – осталось лишь кровавое месиво.
Если бы всадники опомнились раньше, если бы не колебались ни секунды, они могли бы спастись, развернув лошадей и помчавшись впереди стада. И кто-то из них даже попытался это сделать, но слишком поздно – в спешке они только налетали друг на друга или на своих пеших товарищей. Трое пехотинцев тоже бросились было бежать, но не успели. Огромная живая машина врезалась в лошадей, опрокидывая их и втаптывая в землю. Пеших солдат подавили сразу же. Бегущему в панике стаду было все равно, кто оказался на его пути: всадники, пехотинцы или тяжеловооруженные галлогласы, – животные просто промчались по всем без разбора. Руки, ноги, головы и тела были раздавлены и смяты; плоть превратилась в бесформенную массу, смешавшуюся с землей. Огромные топоры галлогласов лежали на земле с переломленными рукоятками, совершенно бесполезные.
Ирландский способ использовать в сражениях несущееся без разбору напуганное стадо был таким же древним, как окрестные холмы. Ева видела такое лишь однажды, в детстве, но с тех пор не могла забыть – настолько потрясло ее это зрелище. А поскольку в Ратконане все от мала до велика, включая ее саму и младшего ребенка Шеймуса, превосходно умели управляться со скотиной, им не составило труда даже небольшими силами заставить мчаться стадо в триста голов.
К ним уже приближалась жена Шеймуса. Она подгоняла коров сзади. Подоспели и работницы из дома. Часть налетчиков были уже мертвы. Кто-то громко стонал. Один из здоровенных наемников даже пытался встать. Но женщины знали, что делать. По кивку Евы они взялись за ножи и пошли от одного налетчика к другому, перерезая каждому горло. Сама Ева спешилась и проделала то же самое с лошадьми, которым не повезло. Это было кровавым занятием, но она чувствовала себя победительницей, потому что спасла всех своих. Когда вернулся Морис, все было кончено. Он посмотрел на нее с радостной, счастливой улыбкой, в глазах его светилась любовь.
Шон О’Бирн не торопился. Вернувшись под надежное укрытие гор, отряд остановился на привал. Никто за ними не гнался. Спешить было некуда. И лишь перед самым рассветом они направились к перевалу вместе со своей ношей.