Ирландия

Но он не был древним ирландским вождем – он был богатым молодым графом Килдэром. Канонир действовал не спеша, и наследник Фицджеральда начал впадать в уныние. На прошлой неделе один из его английских родственников, командир королевской армии, отыскал Томаса в жалком лагере возле Болот Аллен и пообещал жизнь и прощение, если он сдастся, и Шелковый Томас согласился. Новость добралась до Ратконана три дня назад.

Поэтому теперь, как ни трудно было Еве в это поверить, все больше становилось очевидным, что вся сила могучего рода Килдэров тает, как тает над горами звук волынки. А если их власть падет, что же будет с Десмондами на юге? Не захотят ли южные Фицджеральды, чтобы их сын Морис вернулся домой в это смутное время?

Ева надеялась, что этого не случится. После смерти сына Морис стал им настоящей опорой, он помогал Шону и дарил Еве тихую любовь.

Дома Шон и Морис появились к вечеру. Шон уважительно приветствовал брегона и, выпив немного эля, уселся в большое дубовое кресло в зале, выглядя весьма внушительно. Морис тихонько устроился на табурете и с любопытством посмотрел на старика. Ева присела на скамью. Потом Шон вежливо попросил брегона сообщить о своем деле.

– Я Киран сын Арта, потомственный брегон, пришел к вам от имени леди Фицджеральд, матери Мориса Фицджеральда, приемного сына Шона О’Бирна, – начал брегон официальным тоном, говорившим о серьезности дела. – Можешь ли ты подтвердить, – он повернулся к Морису, – что ты и есть упомянутый Морис Фицджеральд? – (Морис кивнул.) – А ты тот самый Шон О’Бирн?

– Да, это я, – ответил Шон. – И что вы должны сообщить?

– Шон О’Бирн, несколько лет этот юноша жил в твоем доме как твой приемный сын. – Брегон немного помолчал, рассматривая Шона, как показалось Еве, слегка сурово. – Но как ты и сам знаешь, он может предъявить к тебе и бóльшие требования.

Шон принял это странное заявление, слегка наклонив красивую голову.

– Как велят древние ирландские обычаи, – продолжил брегон, – сообщаю тебе, Шон О’Бирн, что его мать, леди Фицджеральд, теперь призывает тебя признать ответственность в этом деле и обеспечить надлежащие условия.

– Она назвала меня?

– Да, именно так.

Морис слушал этот разговор с крайним недоумением. Ева, побледнев, с ужасом смотрела на старика. Только Шон явно чувствовал себя вполне вольготно, сидя в своем огромном кресле и тихонько кивая в ответ на слова брегона.

– Какая ответственность? – не выдержала наконец Ева. – Какие условия? – В ее голосе послышалась настоящая паника. – О чем вы говорите?

Брегон повернулся к ней. По выражению его лица, которое казалось таким же старым, как эти горы, было трудно понять, о чем он думал.

– О том, что твой муж, Шон О’Бирн, и есть отец этого мальчика. – Старик показал на Мориса. – Леди Фицджеральд назвала его имя. Ты не знала?

Ева не ответила. Лицо ее стало белым как мел, открытый рот округлился, но с губ не слетело ни звука. Старик снова повернулся к Шону:

– Ты этого не отрицаешь?

Шон улыбнулся:

– Не отрицаю. Это ее право.

Таков был закон и обычай Ирландии: если женщина называла мужчину отцом своего ребенка и мужчина это признавал, то ребенок имел право предъявить требования к своему отцу, включая и наследование владений отца после его смерти.

– Когда? – Ева наконец нашла в себе силы заговорить. – Когда это стало известно?

Шон явно не торопился отвечать, поэтому за него ответил старый брегон:

– Это было признано втайне между сторонами, когда Шон О’Бирн приехал просить отдать ему Мориса в качестве приемного сына.

– Когда Морис только впервые приехал сюда. Значит, он привез Мориса, потому что тот его сын?

– Должно быть, так, – кивнул брегон. – Супруг леди Фицджеральд не желал в то время покрывать позором себя или свою жену, поэтому, как только ему сообщили правду, он согласился с тем, что Морис должен уехать со своим отцом как приемный сын. Но поскольку теперь он не желает обеспечивать юношу, был назван Шон О’Бирн.

– Ты мой отец? – Теперь заговорил Морис. Он также был очень бледен. Сначала он смотрел на Еву, потом повернулся к Шону.

– Да.

Шон улыбался. Казалось, он был в полном восторге.

– Но почему? – Голос Евы был полон боли. – Почему, Бога ради, тебе нужно было привести своего сына от другой женщины в мой дом, чтобы он жил здесь все эти годы, прямо у меня под носом, и при этом ты ни слова не сказал о том, кто он на самом деле? Ты видел, как я забочусь о нем и люблю, как своего родного. И все это было ложью! Ложью, чтобы меня одурачить! Ты для этого все так устроил, Шон? Чтобы меня унизить? Ради всего святого, ведь я всегда думала, что была тебе хорошей женой, так почему ты так поступил со мной? – Ева немного помолчала, всматриваясь в Шона. – Ты это обдумывал много лет.

И теперь, когда Шон смотрел на нее с самой кроткой улыбкой на красивом лице, Ева увидела в его глазах легкий блеск злобного торжества.