Ирландия

Еще в шкафу хранились небольшие стопки монет. В Дифлине викинги-купцы пользовались не только старыми круглыми деньгами и кусочками серебра, но и монетами со всей Европы, хотя в городе поговаривали о том, чтобы открыть собственный монетный двор, как это сделали англичане. Моран хранил парочку старых монет с монетного двора Альфреда Великого из Англии и даже одну, которой особенно гордился, двухвековой давности, со времен самого святого римского императора Карла Великого.

Аккуратно положив все со стола в шкаф, Моран запер его и отдал ключ жене.

Рабочий день близился к концу. Путь его лежал мимо всевозможных мастерских. Здесь мастерили гребни для волос, мебель, конскую упряжь, плели ковры, продавали драгоценные камни. Дела у ремесленников в поселке викингов шли хорошо. Проходя мимо кузни, Моран улыбнулся, ведь его предки тоже занимались кузнечным промыслом. Правда, оказалось, что прибывшие на остров норманны лучше управляются с железом и чеканной сталью, чем коренные жители.

Повернув на Фиш-Шэмблс и проходя мимо закрытых уже торговых рядов, Моран встретил одного знакомого купца. При виде его купец уважительно кивнул. Продавал он самый ценный товар – золотистый янтарь, который долго добирался сюда из России по балтийскому торговому пути. Во всем Дифлине лишь несколько мастеров могли себе позволить такую роскошь, и Моран был одним из них.

Моран Макгоибненн. По-ирландски это звучало как Макгоуэн, сын кузнеца, ведь и отец, и дед Морана носили имя Гоибниу. Только в самых последних поколениях семьи получили эту фамилию как свою собственную. Человека могли называть Фергусом сыном Фергуса, или он мог принадлежать к великому королевскому роду, как, например, О’Нейл, но имя клана не обязательно было именем семьи. Однако Моран и его дети теперь носили фамилию Макгоибненн.

И это признали все в поселке: и ирландцы, и викинги. Несмотря на молодость, Моран уже заслужил уважение своим искусным мастерством ювелира. К тому же все знали его как человека осмотрительного и благоразумного, к которому всегда можно обратиться за советом. Отец Морана умер через два года после того, как перебрался в Дифлин. Это было великим горем, но Моран знал: отец гордился бы им, будь он жив. Почти неосознанно, словно бы для того, чтобы сохранить память об отце, Моран вскоре после его смерти стал проделывать его любимый трюк и разглядывал собеседника одним глазом, когда хотел поторговаться или же проучить человека. Когда жена жаловалась на эту его привычку, Моран лишь смеялся, но продолжал поступать по-своему.

В конце Фиш-Шэмблс находилась широкая деревянная набережная. Там все еще было людно. С одного из баркасов как раз выводили группу рабов в железных ошейниках, соединенных между собой цепью. Моран бегло, но внимательно осмотрел их. Рабы выглядели сильными и здоровыми. Дифлин был главным рынком рабов на острове, и сюда регулярно приходили корабли из большого британского работоргового порта Бристоля. Моран считал англичан хорошими рабами, при всей их медлительности и покорности. Он быстро прошел вдоль набережной туда, где, скорее всего, мог находиться его друг. И конечно же, нашел его именно там. Моран помахал ему рукой, и Харольд с улыбкой махнул ему в ответ.

Отлично. Значит, он ни о чем не подозревает.

Увести Харольда с причала удалось не сразу, хотя он и обрадовался приходу друга, а это уже кое-что. Правда, больше всего остального Харольда занимало то, станет ли Моран восхищаться его новым детищем и предметом его гордости, над которым он сейчас работал. Разумеется, выразить восхищение Морану было совсем не трудно.

– Великолепно! – согласился он.

И в самом деле, зрелище было впечатляющее.

Корабль викингов. Во всем скандинавском мире Дифлин славился своими кораблями. Конечно, были и другие верфи – и в Скандинавии, и в Британии, но за самыми лучшими все отправлялись в Дифлин.

Как и каждый житель поселка, Моран уже знал, что новое судно будет каким-то особенным, но теперь с корпуса наконец сняли часть лесов, и стали видны очертания будущего корабля. Он был огромен.

– На ярд длиннее, чем все, что были построены в Лондоне или Йорке, – с гордостью сообщил Харольд. – Идем, посмотришь изнутри. – Он сразу направился к трапу, и Моран поспешил за ним.

Морана всегда изумляло то, что Харольд, несмотря на хромоту, мог ходить очень быстро, даже быстрее других людей. Глядя, как его друг взбегает по трапу, а потом со смехом перепрыгивает через борт, он восхищался его проворством. Впрочем, он познакомился с Харольдом лишь тогда, когда молодой норвежец только начал работать в порту, и понятия не имел, что эта легкость добыта годами болезненных тренировок и изнурительных усилий.