— Не знаю, вижу ли или домысливаю, но что-то движется, — сказал Фюн. — Там топот, — добавил.
Дозорный тут обратился в зрение, стал словно камень — сплошь мощный выпад вперед и прочесывание пространства. Заговорил наконец.
— Там пыль, — сказал он.
Тут и воины стали смотреть, жадно силясь заметить, пока глаза их не налились синей тьмой и не смогли они больше видеть и то, что было рядом.
— Я, — вскричал Конан победно, — я вижу пыль!
— И я! — воскликнул другой.
— И я!
— Вижу человека, — сказал ястребиный глаз.
И вновь все уставились, пока их глаза не заволокло слезами и не заморгали они, не начали видеть, как деревья встают и садятся, а равнины колышутся, вертятся в полоумном вихре мира.
— Там человек, — взревел Конан.
— И впрямь человек, — вскричал кто-то.
— На закорках несет человека, — сказал дозорный. — Это Кайл Железный несет Фетюка у себя на спине, — простонал он.
— Ну и свинья! — процедил один.
— Дрянь! — всхлипнул другой.
— Слабосердый.
— Толстомясый.
— Развалюха.
— Тупица.
— Хряк! — вскричал воин.
И от злости забил кулаками по дереву.
Но ястреб-дозорный наблюдал, пока глаза у него не сузились и не сделались словно булавочные головки, и перестал он быть человеком и сделался зрением.
— Погодите, — выдохнул он, — погодите, я пригляжусь еще на пядь.
И все ждали, больше не всматриваясь в ту едва различимую точку вдали, но не отрывая взглядов от глаз дозорного, будто могли проникнуть в них и посмотреть ими.
— Это Фетюк, — проговорил он, — что-то несет на плече, а за ним еще пыль.
— Уверен? — спросил Фюн дрожавшим, гремучим и трепетавшим, как гроза, голосом.
— Это Фетюк, — сказал дозорный, — а пыль позади него — Кайл Железный, пытается его нагнать.
Тут фении взревели восторгом, и всяк обнял соседа и расцеловал в обе щеки; взялись за руки вокруг Фюна и пустились плясать хороводом, ревя от смеха и облегчения, в исступлении, какое приходит на смену мерзкому страху, на то место, откуда костлявая пасть его убралась.
Глава восьмая
Фетюк Блеклый Плащ, топоча, кувырком и кубарем, вкатился к ним в лагерь, и его окружили толпы, что обожали его и в слезах воспевали.
— Крупы! — выл Фетюк. — Крупы — ради нежности звезд!
Выл он: «Крупы! Крупы!» — пока все не притихли. Фюн обратился к нему.
— Какой же крупы тебе, родное сердце?
— Какая полезет мне в рот, — ответил Фетюк, — для всех уголков, щелок и неисповедимых глубин моего брюха. Крупы, крупы! — плакал он.
Крупу принесли.
Фетюк сбросил на землю плащ, распустил его осторожно и явил всем запас ежевики, раздавленной, мятой, размазанной, простецкой, отвратной.
— Крупы! — простонал он. — Крупы!
Дали Фетюку крупу.
— Как бежалось тебе, мое сердце? — спросил Фюн.
— Погоди, погоди, — возопил Фетюк. — Помираю, желаю крупы — и ежевики.
В середку той мешанины из ягод высыпал он бочку крупы, смешал их и так, и эдак, по кругу, пока не добралась до плеч ему бело-черная, красно-бурая хлябь. Дальше взялся он грести лапами, да запихивать, да проталкивать эту смесь себе в рот, а между глотками вздыхал с удовольствием, и с каждым глотком отрыгивал жидко.
Но пока Фюн и фении глазели, как безумные, на Фетюка, послышался гул, словно витал над ними шершень, или королева ос, или бешеный крутокрылый грифон, и, глянув, увидели они Кайла Железного, тот мчал к ним в страшной длине и прыти ног. В руке держал меч, и ничего на лице его не было, кроме багрянца и ярости.
Страх пал, как ночь, на
— Что ж, милое сердце, по-прежнему хочешь ты дань и владычество над Ирландией? — спросил он.
— Пустите меня домой, — простонал Кайл, — домой я хочу.
— Клянись солнцем и месяцем, коль отпущу я тебя, что будешь слать Фюну во всякий год дань за землю Фессалии.
— Клянусь, — сказал Кайл, — и поклянусь в чем угодно, лишь бы добраться домой.
Фетюк поднял его и усадил на корабль. Вскинул сапожище и пнул тот корабль, и загнало тот корабль на семь лиг в море, и вот так завершился поход Кайла Железного.
— Кто ты, владыка? — спросил Фюн у Фетюка.
Прежде, чем дать ответ, облекся Фетюк величием и благодатью.
— Я повелитель
Зачарованная пещера у Кеш-Коррана
Глава первая