Ирландские чудные сказания

— Это правда, — сказала Иаран голосом скорби, и лицо ее скрутило, свело судорогой и схватило уродливой злостью; тем превзошла она сестер и даже отец изумился.

— Сейчас он не видит нас, — отозвался Конаран, — но увидит через мгновение.

— Эк обрадуется-то Фюн, завидев нас! — сказали сестры.

И взялись они за руки, и заплясали весело вокруг отца, и запели песню, в которой первая строчка такая:

Фюну мнится, что все тихо.

Но кому же знать, когда небо упадет?

Много кто из сидов знает эту песню наизусть и применяет во всевозможных обстоятельствах.

Глава третья

Умениями своими изменил Конаран зрение Фюна и Конана.

Через миг-другой встал Фюн со своего места на горке. Все вокруг него было как прежде, и не ведал Фюн, что уже оказался у Дивных. Походил немного вверх-вниз по холму. А дальше, будто случайно, ступил с покатого края горки и замер, разинув рот. Вскричал:

— Иди сюда, Конан, мой милый.

Конан пришел к нему.

— Грежу я? — спросил Фюн и показал пальцем перед собой.

— Если ты грезишь, — сказал Конан, — грежу и я. И миг назад их не было здесь.

Фюн глянул в небо и обнаружил, что оно по-прежнему там же. Глянул в одну сторону и увидел, как колышутся деревья Кил-Конора вдали. Прислушался к ветру и услыхал крики охотников, лай собак и отчетливый свист, сообщивший ему, что охота идет.

— Ох ты! — сказал Фюн себе самому.

— Руку даю! — молвил Конан своей душе.

И двое уставились на склон холма, будто глядели на что-то слишком чудесное, от какого и глаз не отвесть.

— Кто они? — спросил Фюн.

— Что они? — прошептал Конан. И оба всмотрелись еще раз.

Ибо в склоне их горки возникла большая нора, словно вход, и у той двери сидели и пряли дочки Конарана.

Три кривых побега остролиста виднелись перед пещерой, и девы тянули с них пряжу. На самом же деле пряли они заклятье.

— Красивыми их не назовешь, — сказал Конан.

— Назовешь, — отозвался Фюн, — но будет это неправдой. Не могу разглядеть их, — пожаловался он. — Они прячутся за остролистом.

— Я бы доволен был, кабы совсем их не видел, — пробурчал его напарник.

Но вожак настоял.

— Хочу убедиться, в щетине ли они и впрямь.

— Пусть хоть в щетине, хоть без нее, — осадил его Конан. — А мы лучше с ними не будем связываться.

— Бояться нельзя ничего, — постановил Фюн.

— Я не боюсь, — уточнил Конан. — Я просто хочу сберечь свое доброе мнение о женщинах, а если те три внизу — женщины, не уверен, что не начну я не любить женский род с этого мига и далее.

— Ну же, любовь моя, — сказал Фюн, — я должен выяснить, и впрямь ли у них там щетина.

Он решительно зашагал к пещере. Раздвинул ветки остролиста и устремился к дочерям Конарана, Конан — за ним.

Глава четвертая

В тот миг, когда миновали они остролист, странная слабость напала на воинов. Кулаки их отяжелели, словно свинец, и болтались без толку; ноги сделались легкими, как солома, стали гнуться туда и сюда; шеи утончились, ничего им не удержать на себе, и головы воинов закачались из стороны в сторону.

— Что тут не так? — сказал Конан, рушась на землю.

— Всё не так, — отозвался Фюн и упал рядом.

Три сестры связали воителей всевозможными петлями, жгутами, узлами, какие только смогли придумать.

— И впрямь щетинки! — сказал Фюн.

— О горе! — сказал Конан. — Выбрал ты место гоняться за щетинками! — промямлил он безумно. — Кому сдалась та щетина? — простонал Конан.

Но Фюн размышлял о другом.

— Вот бы предупредить фениев не ходить сюда, — пробормотал Фюн.

— Никак не получится, милый, — сказала Кевог и улыбнулась так, что чуть не прикончила Фюна — он успел зажмуриться вовремя.

Через миг пробормотал вновь:

— Конан, любовь моя милая, дай упреждающий свист, чтобы фении держались отсюда подальше.

Краткий «ух», похожий на тот, что исторгает младенец перед тем, как заснуть, издал Конан.

— Фюн, — сказал он, — не осталось во мне духа на свист. Нам конец, — сказал он.

— Вам и правда конец, — сказала Киллен и расплылась в волосатой, кривой и клыкастой улыбке, что чуть не добила Конана.

К тому времени кое-кто из фениев принялся возвращаться на горку — выяснить, отчего Бран и Школан так отчаянно лают. Увидали пещеру и пошли в нее, но не успели пролезть через остролист, как силы покинули их, и схватили их да связали зловредные ведьмы. Один за другим все фении вернулись к холму, и всех их привлекла пещера, и каждого повязали сестрицы.

Явились Ошин, Оскар и мак Лугайд, с благородными из клана Башкне, а с ними и клан Коркоран, и клан Смол; все пришли — и всех их скрутили.

Небывалое зрелище и великий подвиг — связать всех фениев, и три сестры хохотали от радости, и слышать это было ужасно, а видеть — едва ли не смерть. Связанных сестры понесли в темные тайные схроны и черные путаные ходы.

— Вот и еще один, — вскричала Кевог, передавая очередного опутанного воителя.

— Экий жирный, — сказала Киллен и покатила упитанного фения как колесо.

— Вот, — сказала Иаран, — чисто любовь, а не мужчина. Такого бы съесть, — бормотала она и облизывала губу, на которой щетина росла и наружу, и даже внутрь.