Ирландское сердце

Я не могу уехать. Не могу покинуть Ирландию. Я готова вступить в борьбу, записаться в любую армию, которой будет командовать Майкл Коллинз и в рядах которой будет Питер Кили. Я воображала, как фотографирую батальные сцены, доставляю донесения. «Снова единая нация», и я в центре событий. Как бы гордился мной дедушка Патрик!

Я последовала за Мод и Майклом Коллинзом. Они стояли рядом в ее кабинете.

– Я должна остаться, – заявила я. – Пожалуйста, дайте мне какое-то задание.

– У вас оно уже есть, – сказала мне Мод. – С помощью ваших фотографий рассказать о нас всему миру.

Майкл Коллинз пристально посмотрел мне прямо в глаза:

– Сейчас как никогда важно, чтобы Америка надавила на британцев. Старик «Оранжевый» Генри Уилсон убеждает Ллойда Джорджа дать ему сто тысяч солдат, чтобы он разом покончил с этим безобразием у нас. Господи, Мод, ты вспомни только, что этот Дайер творил в Индии в прошлом году! Истребил триста семьдесят индусов, открыл огонь по мирной демонстрации, расстрелял безоружных людей. А в армии ему едва медаль за это не выдали. Британия сейчас очень близка к тому, Нора, чтобы ею начали командовать военные. Уилсон и Макреди открыто призывают к «индийскому решению вопроса» в Ирландии. Они уже ввели здесь военное положение. Уилсон хочет заменить у нас «беспорядочные репрессалии», как он выразился, официальными системными арестами и казнями. Он заявил, что пользуется полным одобрением и поддержкой всего английского народа. Они хотят настроить по всей Ирландии лагерей для пленных, как это сделано в Южной Африке. Но некоторые британские политики понимают всю опасность. И хотят перемирия. Хотят переговоров. Они хотят удержать за собой Север.

– Но это же невозможно, Мик, – сказала Мод.

– Не знаю, – покачал головой Мик.

Он стоял у книжного шкафа и, пробегая пальцами по корешкам книг, начал вслух читать имена авторов:

– Леди Грегори, Дуглас Хайд… Все это история Ирландии, пересказанная дворянством, высокомерным и полным идеалистических иллюзий, – заметил он.

Затем он обернулся ко мне:

– Вы ведь видели этих людей в Коннемаре и Донеголе. Они и в свои лучшие времена жили одним днем, а теперь еще и боятся, что в любой момент налетят «черно-коричневые».

– Народ будет сражаться, – сказала Мод.

– Народ. Ты говоришь про народ. Но, бывая там, собственно «народа» я не видел. Только отдельные семьи, вдов, матерей, которые лишились сыновей, детей, которые потеряли отцов. Так почему бы не купить себе немного мира? Север не останется полностью отрезанным. Последними вожаками свободных кланов в Ирландии были О’Нейллы, О’Доннеллы и О’Каханы – а это все люди Ольстера. Их потомки могут быть только ирландцами, какие бы линии ни чертили на карте политики.

– Но Мик, – возразила Мод, – Дев и все остальные этого не поддержат.

– Знаю. И если я поставлю свое имя под таким соглашением, то тем самым подпишу себе смертный приговор, – сказал он.

– Но британцы, конечно, не посмеют убить вас исподтишка, – вмешалась я.

– О нет, Нора Келли, меня убьет один из тех, кто меня любит, – ответил он.

– Нет, – покачала головой я. – Нет, ирландская революция не может закончиться разнузданным террором, как это было во Франции. Это невозможно.

– Мы бы пошли наперекор истории, если бы вышли из этого, не замаравшись, – сказал Майкл Коллинз.

– Но мы же смогли, – не уступала я. – Америка, я имею в виду.

– Сдается мне, что у вас все-таки состоялась небольшая гражданская война. Возможно, стоило бы и повременить, – усмехнулся он.

– Но это было совсем по-другому, – настаивала я.

– Оно всегда по-другому, – вздохнул он. – Ну ладно. Я уже почти жалею, что не согласился на работу, которую Пат нашел для меня в Чикаго.

* * *

Остальные комитетчики отплыли из Куинстауна прямо на Нью-Йорк, но я собиралась на ночной паром до Лондона, а уже оттуда – кораблем до Парижа. Сирил подвез меня в порт. Двое британских солдат проверяли каждого поднимающегося на борт пассажира.

– Эти армейские ребята уже очень скоро уберутся из Ирландии, – сказал мне Сирил.

«И будут этому рады», – подумала я. Они разве что брезгливо носы не зажимали. Тот, что постарше, – располневший, со щетинистыми усами. Молодой солдат – худой, со впалыми щеками.

Сирил нес мой чемодан и ящик с камерой. Когда я предъявила свой паспорт контролеру у входа на трап, пожилой солдат загородил мне дорогу.

– Пройдемте с нами, – сказал он.

– Я арестована?

Тот молчал. Я оглянулась на Сирила. Его рядом не было.

Неподалеку ожидал военный автомобиль, и дородный солдат втолкнул меня внутрь.

– Оставьте меня в покое! – возмутилась я. – Я член официальной делегации. Я американка.

– Фенианская мразь, – бросил он в ответ.

У него были испорченные черные зубы и, соответственно, ужасный запах изо рта.

– Куда вы меня везете? Я опоздаю на паром, – кипятилась я.

– А вот это сейчас должно волновать вас меньше всего, – усмехнулся молодой.

– Я была медсестрой Красного Креста, – сказала я ему. – Ухаживала на фронте за такими же ребятами, как вы. Объясните, по крайней мере, куда мы направляемся.