Ирландское сердце

Они таки пришли. Мэй, Джеймс и профессор Кили, который просил, чтобы я называла его просто Питер. О Гюго он знал больше, чем смотрительница музея.

– Он был очень взыскательным, – рассказывал профессор Кили. – Всю свою мебель спроектировал и вырезал сам. Представьте только!

Его поразило, что кто-то мог так хорошо позаботиться об обстановке, в которой жил писатель.

Питер не решался подняться ко мне на чай. Стеснялся. Джеймс Маккарти шепнул мне:

– Пригласите профессора снова.

Я пригласила – еще дважды. Наконец он согласился пойти с нами.

– Видите ли, – пояснил Джеймс, – ирландцев нужно приглашать несколько раз. Законы учтивости.

– У вас одна комната? – спросил профессор Кили, входя вслед за студентами в мою квартиру.

Я очень пожалела, что моя кровать не была спрятана в нишу. Это казалось не очень-то приличным. Но Джеймс Маккарти сразу направился к камину, где на маленьком столике их ждало угощение. Я подготовилась: потратила двухнедельные чаевые на выпечку и новые чашки с блюдцами. И все же немного беспокоилась из-за чая.

– Я смогла найти только «Липтон», – оправдывалась я, разливая чай из нового чайника.

– Мы принесем вам «Баррис Голд Бленд», – пообещал Питер.

– Любимый чай моей бабушки, – вздохнула я.

Он улыбнулся. Теперь уже расслабленно. Мне это показалось добрым знаком.

– Молоко? Сахар? – предложила я ему.

Я щедро насыпала сахара в его чашку и так же щедро налила молока – чай полился на блюдце и пролился на стол.

– Простите, – шепнула я и, поставив кувшинчик с молоком, стала растерянно оглядываться в поисках тряпки.

Будь здесь Тим Макшейн, он непременно наорал бы на меня: «До чего же ты неуклюжа!» или что-то в этом роде. Даже мой брат Майкл, вероятно, недовольно заворчал бы. Но Питер тут же сказал:

– Не беспокойтесь, – и вытер чай своим носовым платком.

Мы засмеялись.

– Эй, я тоже хочу молока и сахара, – заявил Джеймс Маккарти.

– О, конечно, – сказала я и передала ему кувшинчик.

Я заметила, как Джеймс посмотрел сначала на Мэй, а потом на нас с Питером.

– А какое из произведений Гюго вам больше всего по душе? – спросил у меня Питер.

– «Собор Парижской Богоматери», – ответила я. – Хотя Les Misérables тоже очень здорово написан.

Главное – быстро усвоить названия. Я научилась этому на уроках английской литературы у сестры Вероники. Конечно, я читала книги, которые нам задавали. Ну, почти читала. То есть открывала самый конец, чтобы узнать, чем все закончилось. Очень многие там умирали, почти как в притчах старой Ирландии. Но Гюго – знаменитость, к тому же жил в моем квартале, поэтому я сказала:

– Великий писатель.

– Интересно, как это ему удалось: начинать ярым католическим роялистом, а закончить антиклерикальным республиканцем? – удивился Питер.

– Наш человек, – ухмыльнулся Джеймс Маккарти.

– Возможно, вы захотите пойти с нами на экскурсию в «Отель де Клюни» через две недели, – предложил мне Питер. – Приближается лето, и студентов там будет мало. Но место это связано с Тюдорами, и, конечно, в пьесе Гюго «Мария Тюдор» эта женщина вызывает больше сочувствия, чем Мария Кровавая в протестантской пропаганде.

– Разумеется, – кивнула я, хотя и понятия не имела, о чем он говорил. Главным было то, что он пригласил меня!

– Все Тюдоры были достаточно кровавыми по отношению к нам, ирландцам, – нахмурился Джеймс Маккарти.

– Это тема моей лекции, – пояснил Питер.

– «Отель де Клюни», – повторила я.

Сейчас, по крайней мере, мне уже хватало благоразумия не спрашивать, пятизвездочный ли он, этот отель. И все же я до сих пор не понимала, зачем французы морочат голову туристам, называя отелями особняки и различные публичные здания.

Париж был великолепен в то июньское утро, когда я вместе с профессором и его студентами шла по бульвару Сен-Мишель к «Отелю де Клюни». Питер рассказывал, что построен он был на римских развалинах, а сейчас там расположен музей средневекового искусства. Мы начали с цокольного этажа, где Питер показал нам руины римских бань. Он напомнил всей группе, что древнее название Ирландии, Иберния, или Hibernia, возникло благодаря плану Юлия Цезаря использовать этот остров в качестве зимних квартир для своего войска. Отсюда же английское слово hibernation – зимняя спячка.

– Римляне так и не пришли, – сказал Питер, – а название прижилось.

Он также поведал нам, что сестра Генри VIII, Мария Тюдор, жила здесь после смерти своего мужа, короля Луи XII. Она была замужем всего три месяца. Ей было восемнадцать. Ему – за сорок. Генри планировал удержать трон Франции, но наследника у него не было. Мария бросила ему вызов и вышла замуж за английского солдата прямо в часовне, которую показывал нам Питер. Он сказал, что при французском дворе жили обе сестры Болейн.

– И крутили там романы, – шепнула мне Мэй.

Я помнила, что именно Тюдоры присоединили Ирландию к Англии. Другие захватчики – викинги, норманны – сами становились ирландцами, но когда Генри установил там свою Церковь, то все католики превратились в мятежников. Он уничтожал их, а Елизавета в этом смысле была еще хуже.