Ирландское сердце

– Да, это ваше наследие, конечно. А до Рождества еще столько долгих и спокойных дней. Питер сможет стать вашим наставником в этом вопросе, верно, профессор?

Здесь? В библиотеке? Отец ректор никогда не согласится на это.

Но Питер кивнул – чудеса да и только!

– Мы можем начать с понедельника, – сказал он.

– Вот и хорошо, – подхватил отец Кевин. – А сейчас – в гостиную, выпьем горячего чая, а лучше – подогретого виски. Uisce beatha – вода жизни, – чтобы поднять тост за Келли.

Так мы и сделали.

Я предложила заплатить Питеру, но он замахал руками еще до того, как я договорила. И слава богу, потому что денег у меня было в обрез: хватало ровно на то, чтобы заплатить за квартиру, а это семьдесят пять франков, да купить на месяц еды и угля – еще тридцать пять.

Питер принес в гостиную кое-какие книги. Это были переводы «Táin» – ирландской «Одиссеи» и «Илиады», по его словам. Только главным героем здесь была женщина, королева Маэва, ведшая за собой войска и выбиравшая любовников. В школе Святого Ксавье нам о ней ничего не рассказывали. Питер сказал, что в этом эпосе говорится о ее вылазке за скотом. Маэве нужен бык, чтобы ее собственность соответствовала собственности ее мужа. А бык находился в Ольстере. Питер начал расхаживать по гостиной, описывая, как могущественная Маэва ехала на боевой колеснице впереди своей армии. Некоторые строки он даже пел. Я не удержалась и зааплодировала. Питер тут же остановился.

– Хорошо, увидимся завтра, – быстро произнесла я, взяла книги и ушла.

* * *

В этот вечер я устроилась в своей уютной комнате с окнами, выходящими на площадь Вогезов, с книгами и бокалом «Божоле» у жаркого камина. Почему бы ученому не заняться своими исследованиями в комфорте? Возможно, завтра я прихвачу с собой бутылочку вина, чтобы разделить ее с Питером. А теперь – за чтение.

Начала я с «Táin» в переводе Уинифред Фарадей. Но следить за повествованием было трудно. И оказалось, это вовсе не так увлекательно, как в исполнении расхаживающего туда-сюда Питера с его декламированием и пением. В этом парне таился огонь.

Под руководством Уинифред я следовала за Маэвой и ее войском, которые направлялись в Ольстер за быком. И тут появился местный народ. Только вот армии не сталкивались между собой в ожесточенном сражении. Каждый воин выбрал себе противника и дрался с ним один на один. Очень цивилизованно. Хотя один из парней, Кучулан, оказался одержимым в пылу сражения и крушил всех подряд.

Я пролистала в конец, чтобы узнать, чем все это закончилось. В финальном бою Кучулан сразился со своим приемным братом Фердиа. Это место Уинифред снабдила ссылкой с объяснением, что знатные семьи Ирландии посылали своих детей на воспитание в другие уважаемые семьи для образования альянсов.

Бились они до смерти – до смерти Фердиа. Дальше следовала куча стихов, в которых Кучулан горестно причитал из-за кончины своего приемного брата. Грустная картина.

Я закрыла книгу. Интересно, стал бы убиваться Тим Макшейн над моим мертвым телом, когда ярость его улеглась бы? Сколько тысяч лет этой истории? А что теперь? Король Англии, кайзер Германии и русский царь – все кузены. Неужто и они вцепятся друг другу в глотки, как когда-то Кучулан и Фердиа?

На нашем занятии Питер снова извлек страничку с фрагментом о Келли.

Питер, бесспорно, был очень привлекательным мужчиной. Он так сосредоточился на этой странице, что я могла наблюдать за ним незаметно. Я подвинула руку ближе к его ладони.

– Обратите внимание, Нора, – сказал он.

Горбатые буквы в манускрипте по-приятельски жались друг к другу. На мгновение я почувствовала себя первоклассницей, старающейся написать для нашей учительницы сестры Мэри Мэтью строчку буквы «А» – заглавной и строчной, потом то же с «В», «С» и дальше весь алфавит. Эти буквы были для меня как люди, они были живые. «А» – это отец, кругленькая «В» – мать, а маленькие «а» и «b» – их детки, поэтому я разместила их вместе, а потом еще пригласила их кузенов «С» и «D», соседей «Е» и «F» и так далее, пока моя страничка не превратилась в веселую мешанину.

Сестра Мэри Мэтью была недовольна. Как такая умная девочка, как я, может быть столь неорганизованной? Только к третьему классу я увидела, что буквы должны лишаться своей индивидуальности ради слова, должны подчиняться правилам, соответствовать им, а слова – служить интересам повествования.

Но эти буквы были свободными и живыми – они вовсе не были одинаковыми. Я представила писца, который рисовал их, делая каждую уникальной.

Я сказала об этом Питеру и указала на змею, обвившую заглавную букву «Р».

– Хорошее наблюдение, – похвалил он. – У каждого писца был индивидуальный стиль. Некоторые из них писали на полях, комментировали погоду например. Встречаются там даже стихи.

Он рассказал, как посещал одно аббатство в Австрии и изучал там древний романский манускрипт, в котором было стихотворение на древнеирландском. Один монах в девятом веке написал про своего кота, которого звали Pangur Bán.

– Кот ловит мышей так же, как монах ловит слова, – сказал Питер.