Ироническая проза ч.2

 …«Скорая» приехала только через сорок минут – они там, оказывается, сначала куда-то не туда приехали, потом ещё до нас добирались. И когда мы, наконец, передали злосчастную Полину Яковлевну с рук на руки санитарам, кавказский опер Рома уже считал меня закадычным другом (да это и неудивительно: ведь на протяжении последнего часа на нашу с ним долю выпало столько тяжестей – такое поневоле сближает!). Усевшись в «бобик», он тут же сообщил коллегам, что мы с ним – тёзки, и что я Стаса знаю, и что вообще я – «настаящий джигит» и его друг, и что сегодня вечером, после работы, мы идём обмывать знакомство в шашлычную, к его брату.

 А я сижу и нервничаю: времени – начало десятого, а в 9.30 я должен быть на работе, у нас съёмки заказаны, а телевидение – это конвейер, никто ждать меня не будет, опоздаю на съёмки – группа уедет без меня, и мои сюжеты медным тазом накроются. А, кроме того, я представляю, как я буду объяснять эти свои утренние приключения Наталье – и как она не поверит ни одному моему слову, и презрительно скажет: «Вечно у тебя, Ромка, то одно, то другое – только не работа». И, наверное, по-своему будет права. Поэтому я прошу оперов уже быстрее передать меня в ежовые рукавицы следствия – а то, я на работу опаздываю. И кавказский опер Рома говорит мне:

 – Нэ валнуйса! Всо нармальна будэт!

 И действительно, как только мы добрались до райотдела и вошли в кабинет к следователю, кавказский опер Рома закричал сидевшей за следовательским столом молодой сотруднице:

 – Лэна! Умалаю, да! Пабыстрэе атпусты чэлавэка! Он на тэлэвидэние работает, прэдставлаешь, да?! У нэго – сыёмка! Он Стаса знаэт, да! – и в голосе его при этом чувствовалось неподдельное уважение.

 Девушка-следователь вняла его просьбе – и уже через десять минут, дав свидетельские показания по поводу той драки, я на всех парах нёсся на работу, надеясь, что случится чудо и съёмочная группа дождётся меня.

 Чудо случилось: возле подъезда телекомпании стояла наша машина, тут же курили оператор и водитель. Едва завидев меня, они на два голоса начали орать:

 – Ну, где вас черти носят?! Ехать надо! Съёмки заказаны на полдесятого – а сейчас уже половина одиннадцатого! И где Наталья, в конце концов?!...

 Тот факт, что Наташа, как и я, опаздывает на съёмку на целый час, сам по себе, был из ряда вон выходящим: обычно за нашим редактором такая необязательность не числилась. Однако, рассуждать было некогда: нужно было ехать и снимать – в конце концов, на первую половину дня были намечены съёмки моих сюжетов, да и интервью, которое должна была записывать Наталка, я вполне могу записать и сам… Поэтому, не тратя времени, мы сели в старенький рафик (гос. номер 06-66 ИРО) и поехали. И снимали до обеда.

 А в обед, вернувшись на студию, я поднялся в редакцию, и увидел… Наташу: она сидела, вжавшись в кресло, какая-то очень-очень беззащитная, и нервно курила дамские сигареты, одну за одной. Едва я появился на пороге, она кинулась ко мне:

 – Ромка! Что сегодня было – ужас! За мной с утра милиция приехала! Они мне повестки присылали – помнишь, тогда они нас в свидетели записали из-за драки возле Дома Актёра? – а повестки всё время с опозданием приходили! Так они меня сегодня на машине под арестом в милицию привезли! Ужас! – Наташа едва сдерживала слёзы, – Они привезли меня в дежурную часть, там отобрали паспорт и сумочку, заставили всё из карманов достать, и посадили за решётку, представляешь? Я даже заплакала! Мне курить хотелось, прошу их: «Дайте хоть мои сигареты» – а они на меня орут! А в углу, в этой камере сидит какая-то грязная бомжиха, она достаёт откуда-то бычок, протягивает мне: «Покури, сестра!» – а сама такая страшная, я испугалась её, стала кричать… В общем, только час назад привели меня к следователю, она мне всего несколько вопросов дурацких задала, и говорит: «Всё, свободны!» – представляешь, хамство какое? Да они – вообще, беспредельщики и сволочи, просто звери какие-то!... – на последних словах Наташа уже всхлипывала. Для неё, академгородковской девочки-отличницы, университетской выпускницы-краснодипломницы, ведущей общественно-политических программ и «лица канала», это была первая в жизни встреча с сотрудниками «органов» в, так сказать, не парадной обстановке.

 Судите сами: мог ли я, после этого, рассказывать ей, как мы с кавказским оперативником Ромой целый час держали сломавшую ногу Полину Яковлевну и умудрились за это время сдружиться? Как этот же опер сказал мне: «Нэ бэспакойса, всо нармална будэт!», как мы договорились с ним сегодня вечером посидеть под шашлычок, как он орал на следовательшу, чтобы та не задерживала меня долго: «у чэлавэка – сыёмки, да! Он на тэлэвидэнии работаэт!...»? Но я зачем-то рассказал ей обо всём этом – думал, дурак, что развеселю её. И знаете, что я услышал в ответ?

 – Вечно у тебя, Ромка, всё шиворот-навыворот, – обиженным тоном изрекла Наталья, – даже в милицию умудряешься попадать, не как все нормальные люди…