Иронические юморески. Кванты смеха

Если улыбка и смех возникают в первичной радости как результат усиленных движений и направлены на восполнение потерь кислорода в крови, то в более сложных видах радости таких кислородных потерь нет, и движения, производимые нами при смехе, как будто лишаются своего смысла. Однако быть может, само переживание радостной эмоции и эмоции осуждения требуют какого-то дополнительного мозгового возбуждения и связанного с ним повышенного потребления кислорода; может быть, и постижение комического явления, и разгадывание шутки, остроты, анекдота требуют известного умственного напряжения, а значит, и расхода кислорода в сосудах мозга, в связи с чем некоторое обогащение крови кислородом и в этом случае окажется нелишним. Впрочем, возможно, что кислород в этих случаях уже и ни при чём, но коль скоро эмоция радости возникает, она производит своё обычное действие, то есть смех, и организм механически снабжается дополнительной порцией кислорода. Надо думать, что немного лишнего кислорода никогда не может повредить организму, а, наоборот, даже полезно. Нетрудно заметить, что после того как мы посмеёмся, наше настроение повышается, даже самочувствие становится лучше, мы делаемся бодрей, наши мысли ясней – безусловно, от лучшего снабжения мозга кислородом.

Можно предположить, однако, что роль более высоких форм смеха всё же не в этом. Если когда-то улыбка и смех были полезны для отдельного индивидуума, так как содействовали дополнительному снабжению его крови кислородом, то впоследствии улыбка и смех становятся полезны для общества как средство общения между людьми, как средство обмена мнениями, суждениями, как средство воздействия на отдельных членов общества, в результате чего улыбка и смех ещё более закрепляются, хотя и играют теперь несколько иную роль, то есть служат не для снабжения крови кислородом.

Когда мы думаем о смехе, ищем для него объяснения, нам обычно трудно постичь, как, каким образом незначительные, маловажные на первый взгляд жизненные причины выводят наш организм из равновесия, заставляя его сотрясаться в смехе. Мы как бы с недоумением наблюдаем, что находимся во власти какой-то независящей от нашей воли силы, которая заставляет сокращаться наши мышцы, приводя в движение тело.

Мы удивлялись бы меньше, если бы принимали во внимание, что таково вообще действие эмоций на наш организм. Насколько велика власть эмоций над нашими органами, можно судить хотя бы по эмоции стыда, которая проявляется не только в непроизвольных движениях лицевых мускулов, придающих лицу характерное выражение застенчивости, но и в движении мышц, управляющих сокращением кровеносных сосудов, направляющих кровь к кожным покровам лица, вызывая его покраснение. Ещё вчера ребёнок не знал, что не принято появляться в обществе без штанишек, и ничуть не стеснялся этого, но сегодня, когда это правило общежития стало ему известно, он мучительно краснеет, испытывая жгучее чувство стыда, если кто-нибудь увидит его раздетым.

Чувство стыда рождается от сознания того, что мы сделали что-то не так, как надо, или не то, что надо, не так, как принято в обществе, а вернее сказать, от сознания того, что наш неверный поступок осуждают другие люди. Как указывает Дарвин: «…мы не можем вызвать краску стыда никакими физическими средствами, то есть никаким воздействием на тело. Воздействие должно быть оказано только на мозг».

И действительно, возникшая в нашем мозгу мысль о том, что кто-то узнал о нашем глупом, необдуманном, неловком, невежливом, нетактичном поступке, может вызвать у нас чувство стыда со всеми своими признаками. Чувство стыда рождается, следовательно, мыслью, каким-то очень быстрым, молниеносным размышлением о нашем поведении и о его осуждении со стороны общества.

Чувство комического, как мы видели, тоже рождается молниеносным размышлением, но уже не о нашем собственном, а о чьём-то поведении. Чувство комического, следовательно, – не единственное чувство, которое внушается мыслью, однако, как и чувство стыда, оно не перестаёт от этого быть чувством, эмоцией. Комическое, таким образом, не является выражением чистого разума, не обращено только к разуму, как утверждал Бергсон. Ведь в человеке мысли и чувства не разделены непроходимой стеной. Мысль обычно окрашена чувством, то есть рождает эмоции, чувства, переживания, а чувство осмысленно, то есть в какой-то мере постигается рассудком, умом. Чувство любви, например, или чувство восхищения, овладевающие человеком как бы без участия размышления, не были бы вполне человеческими чувствами, если бы в них не участвовала мысль, если бы они не рождали в нашем сознании связанных с ними мыслей. И наоборот, всё, что постигается нашим умом, всё, что возбуждает какие-то мысли, рождает в нас те или иные чувства, внушает какую-то ответную реакцию со стороны нашей нервной системы. Если эмоция стыда является ответной реакцией нервной системы на наши мысли о том, что думают о нашем поведении другие люди, то чувство комического – ответная реакция нервной системы на нашу умственную оценку поведения других людей.