Иррационариум. Толкование нереальности

Савелий пожал плечами и, буркнув: «Я тогда позже…» – вышел.

А потом вдруг звонит начальство и загадочно сообщает:

– Ты, Дима, что-то там насчет отпуска спрашивал. Так вот, пиши заявление с завтрашнего дня на июль-месяц. Ты в последнее время потрудился… Контузия там твоя… В общем – пиши.

– Это приказ, товарищ подполковник?

Шеф промямлил что-то, а потом добавил вполне разборчиво:

– Если тебе так понятнее, то приказ.

– Слушаюсь, товарищ подполковник.

– Да ладно тебе… Я сказал – ты делай. Всё.

По дороге домой широко и ясно думалось, что неплохо бы прихватить на рандеву с Гераклом зубную пасту, щетку, мыло и папирос, побольше папирос, пачек десять; военный билет, а паспорт и «корочку» спрятать, заныкать, лучше закопать во дворе. А там скажу, что потерял по собственной халатности, пусть штрафуют. А этих гадов, скажу, в глаза не видел. Вот стоял, гражданин начальник, за столиком, а этих в упор не разглядел. Всю ночь на ногах, возьмите в разумение, водки бутылку употребил, на жаре, с пивом. Ночью же был дома, на звонки, если были, – хоть в дверь, хоть куда – не отвечал, потому что не слышал, спал мертвецки. Не поможет. А что поможет?

«Мы все спешим за чудесами. Но нет чудесней ничего, чем та земля под небесами…» Вот привязалась, зараза, целый день крутится – «над крышкой гроба, над крышкой гроба…» Чтоб вас всех!

Дома ничего собирать в дорогу, разумеется, не стал. Позвал в окно Тимку. Тот, предвкушая трапезу, живо объявился на кухне. «Мур-р», – энергично произнес Тимур, в смысле «че хавать будем, хозяин?». Дмитрий сгреб кота в охапку и понес к соседке.

У соседки-пенсионерки он оставлял кота, когда уезжал в январе в отпуск.

– Зинаида Германовна, приютите моего бродягу.

– Конечно, Димочка, конечно. Вы же знаете – мы с Тимошей в прекрасных отношениях.

– Дело в том, что я в командировку. Скорее, что длительную. Возьмите пятьдесят рублей, если не хватит, я еще вышлю.

– Да-да, разумеется… Я поняла, – растерялась соседка.

Дмитрия она уважала, само соседство с офицером милиции вносило спокойствие в жизнь Зинаиды Германовны.

– Ну, вот и спасибо. Я надеюсь на вас, Зинаида Германовна. До свидания.

Монастырь КГБ – в свое время мужской общежитский монастырь, а теперь «большой дом» – стоял на самом высоком холме, нависая над городом. Территория с двумя трехэтажными зданиями и перестроенной под спортзал церковью отгородилась от мира крепостной стеной с башенками, крытыми черепицей свежего зеленого цвета.

У ворот Дмитрия окликнул из будки КПП офицер. Дмитрий сообщил, к кому и куда. Его записали, выдали временный пропуск.

– Ближнее здание. Второй этаж.

Дмитрий потянул на себя массивную деревянную дверь, вошёл в гулкий пустой вестибюль, огляделся. С портрета над раздевалкой взирал Феликс Эдмундович – серьезно, решительно. Узкая, под низким давящим полуарочным сводом, высеченная из камня лестница, истёртая за несколько сотен лет сандалиями – или что они там носили? – монахов, привела на второй этаж, испещренный, иначе не скажешь, нишами с дверьми. Хорошие стены. Мощные. Бронебойным не прошибёшь.

В кабинете номер двести семнадцать тишину тоже ничего не нарушало – окон не было, да и откуда им взяться в бывшей монастырской келье? Только дым клубами расходился под тусклой лампой в казённом абажуре. Гера восседал за столом, многозначительно уставившись на мохнатый ковер под ногами, твердо опершись о спинку кресла.

– Садись, чегевара, – указал он на стул.

– Лучше – присаживайся, – уточнил Дмитрий. – Курить у тебя, вижу, можно? Не задохнёмся?

Геракл не ответил, только ткнул пальцем вверх: там, в потолке, имелось что-то вроде зарешёченного отверстия, и Дмитрий запыхтел беломориной.

– Так где, говоришь, ночью шлялся?

– Не чуди, капитан. Ты ж сам у меня был. Куда мне шляться?

Гера задумчиво разминал в пальцах «Мальборо». И сам был задумчивый. Не сказать – пришибленный.

– Это да, – наконец ответил он, – бакш от тебя слегка пёр застарелый. Водка с пивом, а?

Ну да, вспомнил Дмитрий, Геракл ещё в школе милиции любил спорить, что по перегару определит, кто чего с чем намешал. И всегда выигрывал. Ему бы да в ищейки с таким нюхом. Так ищейка и есть. Ходит кругами, принюхивается… друг детства.

– А дверь мне чего сразу не открыл?

– Слушай, Гера, давай чётко, что у нас тут: допрос подозреваемого, опрос свидетеля, или как?

– Для определённости – разъяснительная беседа. Я тебе даже бумажки официальной не прислал, не заметил?

– Да! – Дмитрий в ярости загасил «бычок», смяв мундштук. – Сидел с близнецами, проводил сеанс чёрной магии, тут твой звонок, я их в окно, благо – первый этаж, быстро глоток водки, прикинулся сонным… Тебе это надо услышать?

– А ты не горячись, чегевара. Потому как дело тут – государственной важности. Я тебя предупреждал – не лезь. Предупреждал?

– Да где ж я лез?

Геракл, наконец, закурил.