У Леночки появилось второе дыхание: она брутально ускорилась. Почти сразу же мои капиталы начали подтаивать – стоимость обычных акций упала на несколько пунктов.
Впервые за последние десять лет.
Она это сделала! Я не ошибся в своей девочке! Всё было не зря!
Потрясающее ощущение! Одно дело, когда тебя просто разоряют и совсем другое, когда это делает Леночка под музыку «Раммштайна»! Я крутился в кресле и вопил от восторга! Вот это кайф! Что и говорить, такое удовольствие доступно немногим! Эксклюзивная колбаса! О, сладостный миг блаженства! Ты видел это, Доу Джонс? Смотри внимательно! Мы творим легенду! Это – нон-стоп, ты понял? Это – нон-стоп! Давай, Леночка, подбавь газку! Все-таки мы уйдем красиво! Нас запомнят на века! Так не разваливалась еще ни одна корпорация! Mein Herz Brennt, господа!
Эстафету подхватывает композиция Du hast, и мы продолжаем получать удовольствие! Корпоративная вечеринка в разгаре! Нас шатает как яхту при шквальном ветре. Взять рифы! Трави грота-фал!
Было бы здорово! Но нельзя выпить море… А жаль… Хотя… Вот мы сейчас и пробьем эту тему.
Я подошел к Леночке и спросил:
– А ты бы могла проиграть ВСЕ мои деньги?
– Что? Я не слышу! – отозвалась Леночка.
– Ничего-ничего! Прости, что отвлек.
– Вы сказали «проиграть»? Не бойтесь, я не собираюсь проигрывать!
– Ну вот и умничка!
Я вернулся в кресло. Нельзя выпить море. Даже Леночке это не под силу!
Это точно.
Ich Will, господа!
Через полчаса музыку пришлось выключить. Леночка все еще бодрствовала, но уже ничего не соображала – просто тупо пялилась в экран и шевелила губами.
Рановато сдулась. Все-таки три часа прикорнула.
А вовремя предупредить? Ладно, проехали.
Откуда такое упорство? Чтобы открыть глаза ей приходится напрягать почти все мимические мышцы. Господи, что она делает со своим личиком?! Это же какие-то зверские рожи! А теперь пытается пальцами разодрать веки! Все, я выбрасываю полотенце!
Я подошел к Леночке сзади и положил руки ей на плечи.
– Желаете тонизирующий массаж воротниковой зоны?
Она молча расстегнула верхние пуговицы блузки, приспустила воротничок и даже убрала бретельки лифчика.
– Глазки закрой. Ты не уснешь, не бойся.
Через десять минут я закончил и легонько похлопал ее по щеке.
– Всё, можно застегнуться.
– Спасибо, – сказала Леночка, привела себя в порядок и продолжила сливать мои деньги с новыми силами.
Маньячка.
Народные волнения. Трибуны негодуют
Коридор не разделял моих восторгов. Сначала я воспринял нарастающий гул как очередную акцию группы поддержки и решил не вмешиваться. Массировать девичьи плечи было куда приятнее, чем скандалить с сотрудниками. Пусть пошумят. Господи, какая у нее нежная кожа!
Постепенно шум за открытыми дверями приобретал все более агрессивные ноты. Народ возмущался. Неужели музыка не понравилась? Притворяться глухим и дальше – все равно, что прятать голову в песок. Надо было срочно принять меры и надавать паникерам по шапке, но я не мог оторваться от Леночки и продолжал делать ей больно. Бедняжка мужественно терпела. По ее щекам ползли слезы, но она ни разу не застонала – только время от времени резко вдыхала и дергалась. Кожа вокруг шеи и над лопатками покраснела. Терпи, милая, терпи.
Я продолжал экзекуцию, коридор продолжал возмущаться.
Наконец Леночка вернулась к игре, и я почувствовал себя свободным как птица. Ну-с, пришло время пообщаться с народом. Кобзона им, что ли, поставить? Или Киркорова?
Мое появление произвело фурор. Толпа окончательно спятила и взорвалась негодующими воплями:
– Мы разорены!
– Нам конец!
– Это саботаж!
– Предательство!
Звучали выражения и покрепче, но суть их была такой же. Н-да, Кобзоном тут не отделаться, даже на пару с Киркоровым.
Откуда их столько? Неужели вся Корпорация решила объявить мне импичмент? Вот и делай людям добро! Гости не захотели сидеть внизу и поднялись к нам. Наверное, Пронина уснула, а мужики не смогли удержать ситуацию под контролем. Ладно, хоть охранники сработали адекватно: перестроились и теперь стояли подковой вокруг двери. Этот маневр освободил десять квадратных метров. Немного, но давки удалось избежать. Приятно, что хоть кто-то в этом здании здраво соображает.
Я забрался на стул и театрально воздел руки, призывая людей к спокойствию.
Крики тут же смолкли и в наступившей тишине чей-то истеричный фальцет одиноко пропел:
– Это конец! Мы разорены! Ой…