Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1

То разве исчезла бы та проблематика, в рамках которой высказываются наши политические герои, в рамках которой на их высказывания реагируют, порождая те или иные полемические «волны»?

Ничего бы с этой проблематикой не случилось! Она имеет абсолютно самодостаточный характер.

С содержательной точки зрения, как мы убедились, Путин и Медведев не вносят в проблематику ничего нового. Да они и не пытаются это сделать.

А значит, вне высказываний Путина и Медведева проблематика не претерпевает по сути никаких существенных трансформаций. А вот вне проблематики высказывания Путина и Медведева невозможны по определению.

Из данной — очевидной, в общем-то, — констатации вытекает, кстати говоря, возможность такого обсуждения вопроса о развитии, в котором только проблематика и останется. А ни путинских, ни медведевских высказываний не будет упомянуто вовсе. Ведь развитие обсуждается с наидревнейших времен. А если суждено человечеству продлить себя во времени, то оно…

Стоп! А суждено ли человечеству продлить себя во времени? Если бы я был уверен, что человечеству это суждено (к вопросу о СУДЬБЕ, которая и есть то, что суждено), то, может быть, и не придавал бы такого значения исследовательскому методу, в котором надо сначала сформировать Текст из неких небезусловных высказываний о развитии, потом этот Текст тщательно проанализировать… А потом… Потом начать рассматривать развитие как таковое, называя подобное рассмотрение всего лишь формированием Контекста к этому Тексту.

Но я совершенно не убежден, что человечеству суждено существовать и тем более развиваться. А ты, читатель? В основе моего интереса к Тексту, в основе отношения к собственной проблематике развития как к Контексту, в основе используемого метода — эта моя неубежденность. Она и только она превращает собственную проблематику развития в Контекст для какого-то, мною самим фактически сформированного, мета- и пара-Текста. Аристотель и Гегель, Кант и Маркс сказали о развитии неизмеримо больше, чем Медведев и Путин. Но ни эти философы прошлого, ни современные нам философы не могли и не могут (Маркс здесь исключение, подтверждающее правило) отделить от развития реальное человечество, сохранив при этом оное в виде «многоэтажки», о которой я говорил во введении, или же обнулить развитие вместе с человечеством. А вот Медведев и Путин, если сами и не могут участвовать в таком отделении или обнулении (а также в борьбе с оными), то могут оказаться гирями на весах, представителями актуальных сил, классов, элит, от которых и впрямь, увы, зависит нечто подобное. Причем впервые в истории человечества.

Путин… Медведев… Буш… Обама… Буквальная весомость этих конкретных имен высоко вариативна, причем на достаточно коротких промежутках времени. Но адресация к именам как к знакам, за которыми стоит нечто большее (группы, элиты, тенденции), носит неотменяемый характер. Так ведь именно так я и адресуюсь к этим (да и многим другим) именам (Столыпин, Сталин, Горбачев и так далее). Мне важно, что просвечивает за именами. А также за высказываниями обладателей этих имен. А за этим всем просвечивает судьба… она же — борьба… она же — конфликт… она же — война…

Я убежден, что развитие становится предметом основного конфликта XXI века. Подчеркиваю — именно основного конфликта. Не одного из конфликтов, а, так сказать, «конфликта конфликтов».

Представители одного направления считают таким «конфликтом конфликтов» нечто иное. Например, конфликт, связанный с исчерпанием невозобновимых ресурсов, необходимых для выживания (а не развития) человечества. К таким ресурсам относятся, как мы знаем, энергетические ресурсы, питьевая вода, обобщенные экоресурсы и многое другое.

Представители второго направления считают таким «конфликтом конфликтов» смыслы. Это называется «конфликт цивилизаций».

Я же принадлежу к направлению, признающему наличие и ресурсных, и смысловых конфликтов, но считающему эти конфликты вторичными по отношению к конфликтам, порождаемым проблематикой развития. Ею и только ею.

Уже введя по отношению к развитию представление об его судьбе, я политизировал развитие. Сейчас я делаю следующий шаг. А точнее, сразу несколько шагов, связывая судьбу с борьбой, борьбу — с конфликтом, конфликт — с войной. О том, что связывает судьбу с борьбой, я уже говорил во все том же введении, к которому опять адресую читателя. Борьба и конфликт… Их близкая к тождественности взаимосвязь мне кажется очевидной. В сущности, борьба является инолексическим эквивалентом конфликта. Борьба нескольких сил и есть конфликт. Но лексика, адресующая к слову «борьба», требует менее рациональных подходов к описанию того, что обозначено данным словом. Такие подходы обычно не доводятся до математических моделей и логических конструкций. Сторонники же лексики, в которой есть место для слова «конфликт», тяготеют к предельной алгоритмизации подхода к рассмотрению того, что заданным словом стоит. Сторонники этой лексики менее эмоциональны, более склонны к детализациям.