Институты производства смыслов сначала эти смыслы овеществляют. Потом — отоваривают. В итоге все превращается… то ли в бойню, на которой забивают «овеществленных» смысложивотных, мычащих от ужаса… то ли в ресторан, где их смыслоплоть подают под разными пиар-соусами… то ли в смысломагазин… то ли в смыслосвалку… А в общем-то, во все сразу… Нельзя кушать и не какать. Нельзя использовать и не ломать. Трансцендентное превращено в имманентное… Вдумайтесь!
С тех пор, как существует человечество, испытаны были все способы соотношения между трансцендентным и имманентным. Трансцендентное восхваляли, превозносили и подчиняли ему жизнь. Во всем видели знамение высших сил ил и олицетворение некоего идеала. Обычно нечто подобное происходило в непосредственной близости от Импульса, от пришествия к человечеству новой великой идеальности. Существование тогда подчинялось смыслу. Ранний христианин не работал, он спасался, уподоблял свой микрокосм великому идеалу, подражая великой личности, олицетворявшей идеал. Но и в раннюю советскую эпоху советский рабочий или инженер — словом, человек — не работал, а строил коммунизм. Это действительно было так.
Потом, когда идеал остывает, возникает место существованию как таковому. Но смысл при этом не исчезает. Он приобретает личные обертоны, более сложно сочетается с земной, несовершенной действительностью. Потом смысл снова пытаются разогреть. Хрущев, например, пытался и создать пространство для внеидеологической личной жизни (отдельные квартиры и пр.), и… чуть ли не поиграть в хилиазм… Что такое «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме»? Это именно хилиастическая игра.
А противопоставление оскверненного идеала (Сталин) идеалу подлинному (Ленин)? Это абсолютный аналог разогревов предыдущих эпох. Хрущев исполнил все крайне противоречиво и глубоко неудачно. Он действительно превратил идеал коммунизма в «булки на деревьях» (Эрих Фромм назвал это «гуляш-коммунизмом»). Десталинизация, конечно же, ударила и по ядру Системы. Но ничего сверх неумелого осуществления того, что все смыслосистемы осуществляли на определенной фазе, Хрущев не делал.
Поздний советизм?..
Человечество в своей истории переживало периоды цинизма. Герои такого времени рассуждали (и рассуждают) так: «Какой там смысл, какое еще трансцендентное! Есть существование, знаем мы этих глупых наивных идеалистов! А мы крепко стоим ногами на этой грешной земле».
Сопоставим подобное отношение к трансцендентному с тем, что происходит у нас сейчас. И убедимся, что происходит-то нечто гораздо более далекое от человеческой нормы. Трансцендентное отрицалось часто. Гораздо реже оно, трансцендентное, превращалось (как бы и не обнуляясь) в свою противоположность — в товар, в вещь, в имманентность, в некое «тело».
Между тем и относительно нормальные, как я сказал выше, периоды цинизма, неоднократно переживаемые человечеством, — это все же, скорее, отклонения, чем норма. Обычно же трансцендентное не делают земной нормой, превращая каждое земное деяние в микроголгофу или в здание коммунизма. Все сопрягается гибче, тоньше. На это и нужны настоящие августины разных времен и народов.
Но гибкость, тонкость, вариативность сопряжений трансцендентного и имманентного не отменяет того, что все строится на этих сопряжениях. Крайний случай — отрицание трансцендентного — это тоже тип сопряжения. Но на «превращении» жизнь не строил никто.
Можно противопоставить трансцендентное имманентному, заявив о богооставленности мира. И это протестантизм. Можно даже провозгласить атеизм, заменив религиозный смысл светским. Или сказать — стоим ногами на земле, и точка. Какое, так-растак, небо… Можно сопрячь небо и землю, смысл и существование гибко. Например, через идею чистилища. И это католицизм. Можно заявить о неустранимом присутствии трансцендентного в имманентном. И это… Это, конечно же, прежде всего русское православие. Вот он, свет! Вот оно, трансцендентное! В каждой березке, в каждом закате — везде!.. Мало ли что еще можно…
Но сделать трансцендентное однокачественным имманентному не решалась даже первобытная магия. Подумаешь, индульгенции! Деньги жертвуют с тем, чтобы отмаливали (и отмолили) твой грех. Отмаливают же его тонкими нетоварными способами. Желание купить за такие-то бабки домик таких-то габаритов в такой-то части Царства Небесного — это, согласитесь, другое.
«Деньги спасают, — сказал мне лет десять назад один олигарх. — Они не удовольствие доставляют. Это само собой. Они буквально спасают. Прежде всего, человек начинает иначе пахнуть. Не в смысле одеколонов и дезодорантов. И не в смысле оздоровления. Он начинает иначе пахнуть, понимаете? Плоть становится другой. Она преображается. А значит… Значит — все возможно. И покупка Времени, и… Мало ли еще что? Вы не осознаете всесокрушающее величие денег в современном мире. Да-да, всесокрушающее. Между тем это именно так».