Исчезая с рассветом

– Простите мне эту слабость, леди Анна, я иногда страдаю внезапными обмороками. Чувствую, что местный климат мне не совсем подошел, – соврала Десс и, изо всех сил надеясь, что ей удалось сохранить хотя бы осколок своего достоинства, преодолела несколько шагов, отделявших ее от скамьи, и тяжело опустилась рядом с… Анной.

Бард даже не потрудился скрыть свой вздох облегчения.

– Отлично, – прошептал он себе под нос. – Отлично.

Десс сидела прямо, как прилежная ученица за школьной партой, и смотрела строго перед собой. Туда, где были только свет и часы на столбе. И Бард. Нервный, измученный, потерянный Бард.

Поделом ему.

– Итак, – пробормотал менестрель. – Мы все здесь… Итак!

– Бард, – отозвалась Анна. – Позволь мне начать?

Грусть. В ее голосе жила только грусть. И почему Десс не заметила этого раньше? Это открытие пронзило ее с силой откровения, и она, сама не понимая, что делает, повернула голову и посмотрела на тень.

Их взгляды встретились.

Да, у Анны не было глаз – только лазурные огоньки неясного очертания – но Деспона была уверена в том, что произошло. Она смотрела в самые очи бездонного мрака.

– Как вы страдали! – невольно вырвалось у нее.

Она была готова поклясться, что Анна улыбнулась ей.

Ей плечи – они были опущены под грузом ускользнувшей надежды.

Ее руки неясными силуэтами лежали у нее на коленях, где тонкие пальцы сплелись в нервную хватку.

Бедняжка! Невольно подумалось Десс. Она моргнула, стряхивая наваждение.

Что за унизительный приступ эмпатии нашел на нее? Совершенно негоже так расклеиваться! Нужно было как можно скорее войти в курс дела, выдумать действенный способ подсобить двум заблудшим душам и покончить с этой темной историей раз и навсегда. И чем скорее она выгонит эту тень из своей жизни, тем лучше.

Довольно!

– Так кто из вас начнет? – решительно потребовала Десс.

Глава вторая. Кто боится теней

С годами привычка размышлять и анализировать по самому ничтожному поводу приобретает безусловный характер, а мечты и домыслы раздуваются порой до масштабов, совершенно не пропорциональных событию, их породившему. Бывают и другие явления. Те, что изначально настолько необъятны и сложны, что разум, склонный к такого рода интенсивным манипуляциям, клокочет и закипает в тщетном стремлении постичь непостижимое. И так до успешной разгадки или, что бывает гораздо чаще, до полного выгорания.

Как только Анна и Бард закончили свой рассказ, Деспона тут же поняла, что ей придется иметь дело с феноменом второго рода. С клубком запутанных ниток. С загадкой. С непонятным и непостижимым.

Вспоминая давно позаброшенный навык, Десс приказала своим мыслям не суетиться. Это было сложно и получилось не вполне, так как за время отшельничества на Шпиле ее разум стал капризен и своенравен.

Но все же она сделала шаг в нужном направлении и кое-как приглушила хор навязчивых голосов.

Эту историю нельзя было атаковать. Ее нужно было осмыслить. А для этого требовался долгий и кропотливый процесс – сложить их сбивчивое повествование в хронологически выверенный документ. Примирить их чувства. Найти противоречия. И ждать. Ждать, пока решение не придет.

***

– Ну же, начинайте! – еще раз поторопила их Десс, и Бард махнул рукой и принялся расхаживать взад и вперед в ровном свете одиноких часов.

– Мы познакомились на равнинах Центральной Провинции, – неловко молвила Анна, следуя взглядом за менестрелем, и Десс наконец сумела разглядеть ее профиль – изящный носик и губы, которые были чувственными, но совершенно об этом не догадывались.

– Мы познакомились на равнинах Центральной Провинции, – повторила тень, обретая свой голос.

– В самый холодный день поздней весны, – вторил ей музыкант, останавливаясь на месте и обессиленно закрывая глаза.

– Когда лето уже стучалось в дверь, но воздух внезапно сотрясла гроза.

– Когда тучи заволокли небосвод, и ледяные капли дождя застучали по крышам вагонов.

Это было там, дома. В Настоящем. Когда Деспоны уже не было рядом.

Бард путешествовал с торговым караваном. Несколько купцов, скинувшихся на услуги банды неудачливых наемников. Лекарь, не решившийся пересечь равнины в одиночку, и примкнувший к каравану вагончик капризной аристократки.

И Бард – на первый взгляд, странствующий музыкант, развлекающий всю честную компанию на привалах перед сном.

Равнины, бесконечные равнины и отдельные жиденькие рощицы, деревьев в которых не хватило бы и на самое жалкое подобие деревни. Неделя пути под аккомпанемент задумчивой лютни, слабого ветерка и… змей. Ужас, скрывавшийся в высокой траве вдоль Имперского тракта, стоял за дурной славой здешних пустошей.

Укус лиловой гадюки убивал человека за пару дней – легкая слабость, лихорадка и медленный спуск в пучину безумия. К концу стремительной болезни страдалец переставал узнавать окружающих и от человека оставалось одно лишь воспоминание.

На змей существовала лишь одна управа – целители селений, что располагались вблизи склонов Сумеречной гряды, собирали весной особый вид горных подснежников, из которых потом по им одним известным рецептам изготавливалось противоядие.