Исчезающая лестница

— Но это все же не помешало вам прихватить из общей кучи несколько меченых купюр, — заметил Альберт Эллингэм, — чтобы отвести от себя подозрения и подставить другого человека.

— Мне нужно было показать парням, что у меня в запасе есть козыри, с помощью которых я избавлю их от неприятностей и вообще покончу со всем этим делом. У меня всегда была одна зарубка — Ворачек. Он представлял собой проблему, и все были бы только рады упечь его за решетку. Раньше он высказывал в ваш адрес угрозы. Мне оставалось лишь подсунуть ему кое-какие деньги. Я собирался сказать об этом парням, заверить, что они могут сматывать удочки, что никаких проблем у них не будет. Ждал, когда они выйдут со мной на связь. Но они так и не вышли. Потом я с головой ушел в это дело и просмотрел все имевшиеся сведения о них. Перетряс все контакты, но с такими деньгами человеку всегда сопутствует ветер. А потом в озере нашли Айрис…

Он посмотрел через борт лодки на ту самую воду, в которой когда-то плавала Айрис.

— Кто убил Ворачека? — спросил Альберт Эллингэм.

— Не знаю. Честно не знаю. Не удивлюсь, если его хлопнул кто-то из своих. Впрочем, это мог оказаться кто-то из толпы — просто разозлился.

— Айрис, Дотти, Антон Ворачек, — сказал Альберт Эллингэм. — Три человека мертвы. Остается лишь моя Элис. Именно поэтому мы здесь. Я должен это знать. Где Элис?

Джордж Марш наконец достаточно собрался с духом для того, чтобы поднять голову и посмотреть Альберту Эллингэму в глаза.

— Что хорошего, — спросил он, — если мы здесь умрем?

— Это цена, которую я хочу заплатить.

— Мне известно, где Элис, — сказал Джордж Марш.

Последние силы, еще остававшиеся у Альберта Эллингэма до этого момента, его покинули. Он привстал, еще туже намотал канат на кулак, его лицо побагровело, а капилляры глазных белков образовали мраморный узор. Когда он заговорил, его голос превратился в утробный рык.

— Ты же только что говорил, — сказал он, — что ни сном ни духом не знаешь, что случилось с Элис. Что ты не имел прямого отношения к ее похищению. Что искал ее.

— И в конечном итоге нашел, — ответил Марш.

— Моя дочь жива?

Впервые за все время их разговора Джордж откинулся на спинку сиденья, ослабил галстук и вытянул ноги, будто для него вновь наступила обещанная послеполуденная прогулка под парусом.

— Здесь уже я должен у вас кое-что спросить, — сказал он. — Это что, очередная ваша игра? Вы любите игры, Альберт.

— Это не игра. Ты говоришь мне, где моя дочь, или…

— Или ты отпустишь этот канат, и нас разорвет на куски? Да? А если я отвечу, ты просто меня отпустишь? Так оно и будет? Я говорю тебе, ты сматываешь канат обратно, мы плывем к берегу, все опять становится чудесно, и мы в полном шоколаде?

— Мы поплывем обратно. Ты будешь жить.

— Где? — Джордж Марш вытянул вперед руки и пожал плечами. — За решеткой? Альберт, ты же знаешь, что со мной сделают в тюрьме. С копом, похитившим ребенка. Твоего ребенка. Меня будут каждый день бить, до тех пор пока не превратят в бесформенную массу — причем, вполне возможно, другие полицейские. Если я, конечно же, до этого доживу. Никакого будущего на берегу для меня нет.

— Если расскажешь мне, где Элис, мы сможем договориться. Когда я заполучу обратно дочь, мне будет плевать на то, что с тобой случится.

— Да, мы могли бы заключить просто неслыханную сделку. Только вот как все произойдет на деле? Ты отпустишь меня, может, предложишь немного денег, и я скажу тебе, где она? Ну уж нет. — Марш покачал головой. — Ты никогда не пойдешь на такой риск. Не сможешь меня отпустить. Пока я знаю, что случилось с Элис, ты должен держать меня под колпаком. А если убьешь, то так никогда ничего и не узнаешь.

Он нагнулся вперед — достаточно, чтобы немного откинуть назад пиджак. Альберт Эллингэм смотрел на него, не говоря ни слова, его лицо от гнева пошло пятнами.

— По правде говоря, — продолжал Марш, вставая и закатывая рукава рубашки, — я несказанно удивлен, что тебе для этого понадобилось столько времени. Знаешь, я ведь ждал, что вся история закончится, и вот этот день наступил. И ты прав. Рассказав тебе, я действительно почувствовал себя лучше. Мне это надоело. Тебе, должно быть, — тоже: все твои маленькие грязные секреты. Бьюсь об заклад, что даже Макензи и тот все их не знает. Секреты твои и принадлежащих тебе газет — деньги, которые ты платишь, истории, которые утаиваешь, политики, которых держишь на коротком поводке. Великий Альберт Эллингэм…

— Я не делал таких…

— А Элис? О ней я ведь тоже знаю. Может, она и есть твоя самая большая тайна?

Марш встал, окончательно снял пиджак и положил его на сиденье за собой. Потом сунул руку в карман брюк и вытащил зажигалку.

— Пути назад теперь нет ни для меня, ни для тебя, — произнес он и сунул в рот сигарету.