Исчезающая лестница

— Об отце? — спросила Стиви.

— Мы немного выпили. Я ей рассказал. Подумал, она не станет меня за это осуждать. Помню, мы сидели на чердаке базы творчества. Она мастерила какой-то коллаж, у нее была бутылка какой-то немецкой дряни, отдававшей задницей и сиропом от кашля. Когда я ей обо всем рассказал… она засмеялась. Сказала, что это неважно. Могла бы всем растрепать, но знаю: она никогда ничего такого не сделала.

В голосе Дэвида появилась хрипота. Стиви смотрела в пол, на плитку, уложенную еще при строительстве школы, на шрамы и вмятины, которые оставили на ней студенты, десятилетиями топтавшие своими ногами проходы. Стиви охватило ощущение назревающей бури, в воздухе будто что-то кружилось и рушилось. Она захотела, чтобы библиотеку заполонили белки, и уже собралась было спросить, где их ему удалось достать, но тут он заплакал.

Стиви даже не знала, что ей делать.

Хотя нет, все она знала. Все, что было сейчас нужно, — это обнять Дэвида. Поцеловать его там, внизу, оказалось совсем нетрудно. И сейчас это произошло бы не во тьме тоннеля, а в полумраке, на виду у книг.

Стиви прошиб пот. В голове завихрилось, жизнь набрала скорость. Обещание, которое она дала Эдварду Кингу, выглядело издевкой. Относиться к нему по-дружески. Заботиться. Помочь ему остаться. Наплевать на чувства, которые она испытывала к Дэвиду, чтобы получить то, чего она хотела и в чем так отчаянно нуждалась. Она уже не понимала, почему поступила так с Дэвидом: то ли потому, что хотела сама, то ли оттого, что он стал пунктом отвратительной, гнусной сделки. Эдвард Кинг превратил ее в лгунью. Превратил в такую же, как сам, и все, что случилось этим вечером, несло на себе пятно позора. Если она сейчас прикоснется к Дэвиду, то станет сообщницей его отца.

Но бросить его вот так ей тоже было не под силу. Поэтому она взяла его за руку и сжала. И постаралась выразить этим жестом все, что накопилось у нее внутри, все, чего нельзя было сказать словами. Он тоже сжал ее руку, упал ей на грудь и судорожно зарыдал.

Стиви приросла к стене, не в состоянии пошевелиться. От этого излияния чувств в ее душе поселилась паника. Через несколько минут Дэвид выпрямился, вытер глаза и перевел дух.

— Блин, — сказал он, — надоело мне здесь торчать. Пойдем в юрту печали.

Случившееся его ничуть не смутило. Нет, она не считала, что он должен был обязательно смутиться, просто она на его месте точно чувствовала бы себя сейчас не в своей тарелке. Дэвид был волен как угодно выражать свои эмоции. Он встал, протянул ей руку, помог встать и потом больше не отпускал. Теперь они просто были вместе.

В конце прохода, дальше вдоль балкона, психолог совещалась с «Зовите меня Чарльзом», вызванным на место событий. Усы и котелок Чарли Чаплина он снял, теперь на нем было обычное черное пальто, но под ним по-прежнему виднелись нелепые брюки и ботинки. Вечер Хеллоуина выдался с причудами.

— Как вы, ребята? — спросил он при их появлении.

По его виду Стиви поняла: от его внимания не ускользнуло, что они держались за руки.

— Примерно так, как можно ожидать, — ответил Дэвид.

Чарльз важно кивнул.

— Мы можем идти в юрту? — спросил Дэвид. — Или я понадоблюсь кому-то еще?

— Думаю, пока нет, — произнес Чарльз, — потом могут возникнуть дополнительные вопросы, однако на данный момент вам лучше вернуться к друзьям и немного отдохнуть. Я сейчас позову кого-нибудь вас проводить.

— А без этого никак? — сказал Дэвид. — Может, мы просто пойдем? Вы типа в любом случае будете знать, где мы.

— По-моему, это будет отлично, — ответил Чарльз, — идите.

Дэвид двинулся вперед, Стиви поплелась за ним, как на привязи.

— Не волнуйся, Стиви, — тихо молвил Чарльз им вслед, — все будет в полном порядке. Мы поговорим с твоими родителями.

Дэвид повернулся, взял его слова на заметку, потом они со Стиви спустились по железной лестнице и вышли в холодную ночь.

Над головой ярко мерцали звезды. Безоблачными ночами их россыпи над Эллингэмской академией превосходили все, что когда-либо доводилось видеть Стиви, — звезд было так много… куда больше, чем она знала. Серп луны, желтой, как масло, и низко нависшей над горизонтом, отбрасывал немного света на лужайку перед Гранд-Хаусом.

Они медленно подходили к одному из выстроившихся вдоль дорожки фонарных столбов, на котором над их головами возвышалась камера. Дэвид остановился и посмотрел в объектив.

— Школа, похоже, относится с большим пониманием, — сказал он мгновение спустя.

— К чему?

— К родителям, — ответил он, — заботится о том, чтобы они не сходили с ума. Сохранять спокойствие, когда продолжают умирать студенты, наверное, непросто.

— Надо думать, — сказала Стиви.

— Ты, наверное, произнесла перед родаками целую речь, чтобы убедить их отпустить тебя обратно, — произнес Дэвид. — Что ты им сказала?

В ее ушах эти слова прозвучали ударом грома.

— Я… я не знаю, какие мотивы ими двигали.

На вопрос она не ответила, но Дэвид, в отличие от Нейта, на это не купился.