Читаем Исчезающая теория. Книга о ключевых фигурах континентальной философии полностью

В этом отношении Деррида удалось значительно продвинуться за отметку того уровня критического отношения, которым современный начитанный субъект – далеко не обязательно т. н. интеллектуал – снабжен по умолчанию, и к которому он то и дело приобретает оплакиваемый философами иммунитет. Субъект этот является наследником и носителем традиции критической мысли в той форме, в какой она сложилась в XIX столетии и развилась в XX. В суждения этого субъекта, которого, с точки зрения занимаемого им в отношении добродетели сомнения места, можно назвать «современным», таким образом заложены достояния критики религии, затем – идеологии, еще позднее – инстанций власти, неравенственных различий, социальных привилегий и т. п. В этом отношении современный субъект оказывается тем самым «воспитанным воспитателем», упомянутым у Маркса, причем воспитателем, отринувшим и вытеснившим акт собственного воспитания, потерявшим к его обстоятельствам доступ. Во многом этим объясняется господствующий сегодня в области опоры на критическую мысль хаос, нервическая податливость интеллектуалов, теребимых постоянно возникающими со всех сторон новыми требованиями теоретической и этической бдительности.

Нередко полагают, что работы Деррида, в особенности раннего, необходимо рассматривать в качестве продолжающегося вклада в это положение вещей. По этой причине сегодня особенно необходимо настаивать на том, что Деррида, напротив, как никому другому, удалось указать на проблематичный характер интеллектуального поля, субъект которого сомневается постоянно, но нередко рандомно, по велению того или иного критического тренда. Более того, дерридианский корпус предсказывает масштабы, которых это состояние может достичь и достигает сегодня. Таким образом то, что Деррида называет «деконструкцией», является не уничтожающим разносом (disruption) значений, но и не еще одной «критикой», а инструментом, нацеленным на предупреждение и обуздание неуправляемого характера самой критической мысли. Дальней целью деконструкции является снабжение формой и методом отношения, которое в отсутствие метода приводит к помещению критической инстанции на место условного сверх-Я и превращению критики в капризного ментора, требующего от субъекта исполнять разнообразные и зачастую противоречащие друг другу требования – например, быть готовым к разоблачению (идеологии, властного интереса) и одновременно отставить предвзятость (в отношении заявлений угнетенных, маргинальных явлений) и т. п.

По этой причине сегодня требуется поставить под вопрос ту, на самом деле незаслуженную бедность выводов, к которым в итоге прочтение корпуса Деррида в просвещенной публике свелось. Сделать это тем более необходимо, поскольку именно за реакциями этой публики последовала академическая рецепция, полностью с выводами читателей согласившаяся, в чем, несомненно, состояла пассивная месть с ее стороны в отношении слишком строптивого начинания. Предоставив делать публике умозаключения и не вмешиваясь в ход их формирования, современная Деррида академия совершила предательство, приведшее к чрезвычайно быстрой и шумной медийной переработке дерридианского наследия и в конечном итоге к форклюзии – его отбрасыванию как невостребованного материала, вышедшего за пределы срока годности.

Именно потому должна быть проделана работа, позволяющая восстановить то, что в этом наследии представляется не просто наиболее оригинальным, но содержащим заготовки, позволяющие сегодня опереться на них там, где господствуют устоявшиеся политики знания. Нельзя сказать, что без Деррида эта задача невыполнима, но даже невзирая на непрямоту предлагаемых им путей, любой путь вне разрабатываемого им подхода обречен быть еще более обходным.

Трудность возникает сразу же, поскольку сегодня вклад Деррида также продолжают видеть определенным образом. На первый взгляд то, на чем основан его подход, равно как и следующих вровень с ним некоторых других сторонников деконструкции, о которых будет сказано ниже, состоит в процедуре разоблачения, адресованного тому, что можно было бы назвать «внутренними философскими идеологемами». Я говорю о них как о внутренних исключительно для того, чтобы противопоставить их идеологемам, находящимся в общественном поле, то есть таким, на которых сосредоточивается марксизм и частично – спровоцированная его методом социология. В то же время стоит обратить внимание на то, что поскольку предмет приложения дерридианской деконструкции также был воспринят читателями как идеологема, требующая упразднения, Деррида в этой части оказался так быстро усвоен и понят – далеко не всегда надлежащим образом. Именно так в общественных представлениях появляется Деррида как бескомпромиссный борец со ставками на подлинность, полноту внутреннего опыта, транспарентность смысла и его первичность перед формой подачи и т. п.

Перейти на страницу:

Все книги серии Фигуры Философии

Эго, или Наделенный собой
Эго, или Наделенный собой

В настоящем издании представлена центральная глава из книги «Вместо себя: подход Августина» Жана-Аюка Мариона, одного из крупнейших современных французских философов. Книга «Вместо себя» с формальной точки зрения представляет собой развернутый комментарий на «Исповедь» – самый, наверное, знаменитый текст христианской традиции о том, каков путь души к Богу и к себе самой. Количество комментариев на «Исповедь» необозримо, однако текст Мариона разительным образом отличается от большинства из них. Книга, которую вы сейчас держите в руках, представляет не просто результат работы блестящего историка философии, комментатора и интерпретатора классических текстов; это еще и подражание Августину, попытка вовлечь читателя в ту же самую работу души, о которой говорится в «Исповеди». Как текст Августина говорит не о Боге, о душе, о философии, но обращен к Богу, к душе и к слушателю, к «истинному философу», то есть к тому, кто «любит Бога», так и текст Мариона – под маской историко-философской интерпретации – обращен к Богу и к читателю как к тому, кто ищет Бога и ищет радикального изменения самого себя. Но что значит «Бог» и что значит «измениться»? Можно ли изменить себя самого?

Жан-Люк Марион

Философия / Учебная и научная литература / Образование и наука
Событие. Философское путешествие по концепту
Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве.Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Славой Жижек

Философия / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Совершенное преступление. Заговор искусства
Совершенное преступление. Заговор искусства

«Совершенное преступление» – это возвращение к теме «Симулякров и симуляции» спустя 15 лет, когда предсказанная Бодрийяром гиперреальность воплотилась в жизнь под названием виртуальной реальности, а с разнообразными симулякрами и симуляцией столкнулся буквально каждый. Но что при этом стало с реальностью? Она исчезла. И не просто исчезла, а, как заявляет автор, ее убили. Убийство реальности – это и есть совершенное преступление. Расследованию этого убийства, его причин и следствий, посвящен этот захватывающий философский детектив, ставший самой переводимой книгой Бодрийяра.«Заговор искусства» – сборник статей и интервью, посвященный теме современного искусства, на которое Бодрийяр оказал самое непосредственное влияние. Его радикальными теориями вдохновлялись и кинематографисты, и писатели, и художники. Поэтому его разоблачительный «Заговор искусства» произвел эффект разорвавшейся бомбы среди арт-элиты. Но как Бодрийяр приходит к своим неутешительным выводам относительно современного искусства, становится ясно лишь из контекста более крупной и многоплановой его работы «Совершенное преступление». Данное издание восстанавливает этот контекст.

Жан Бодрийяр

Философия / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары