Отделившиеся от толпы люди врывались в адвокатские конторы и выбегали оттуда с охапками бумаг, которые тут же на улице и сжигали. Другие тащили серебряные кубки, богато вышитые одежды и швыряли их в огонь.
Некоторые владельцы пытались оказать сопротивление, другие, прикрывая лица, молили о пощаде. Плачущие женщины бежали по улицам с детьми на руках. Розы, украшавшие двери домов к празднику Тела Христова, теперь лежали растоптанными, словно их лепестки специально разбросали по земле к приезду короля.
Одна старушенция приплясывала вокруг костра и непрерывно кудахтала.
— Долой канцелярщину! Долой канцелярщину!
Она смеялась, наблюдая, как пылают и потрескивают в огне пергаменты. Навстречу ей вышел мужчина, сгибаясь под тяжестью сундука со свитками, но она подбежала, выхватила сундук из его рук, словно это грудной младенец, и опрокинула его содержимое в костёр. Восковые печати запузырились, выбросив в небо облако чёрного дыма.
Ханкин был слишком обескуражен происходящим вокруг, чтобы предпринять что-то ещё, кроме как следовать за толпой. Он понятия не имел, каким путём и куда они направляются, а также, что будут делать по прибытии. Он был уверен, что вот-вот кто-то встанет на пути и остановит их, но этого не происходило. Наоборот, когда мужчины из толпы попытались выбить дверь в лавку виноторговца, сторож сам открыл им дверь и отдал ключи.
Он даже помог им выкатить бочки на улицу, где они откупорили их при помощи ржавых мечей и копий. Когда хлынуло тёмно-красное вино, они подставляли под эти потоки свои рты и сложенные в пригоршни руки, ловя драгоценные капли. Ханкин сам хлебнул вина из пригоршней и тут же выплюнул эту кислятину. Он впервые попробовал вино, и у него начисто отбило желание делать это снова.
И тут, он уловил ароматы самого рая. Горячие пироги с мясом! Его желудок взревел от голода. Ведомый запахом, он вошёл в узкий переулок. Ставень открытого окна, образовавший прилавок крошечной лавчонки, был поспешно поднят, но аромат сочной подливки, горячего гусиного жаркого и свежеиспечённого печенья всё ещё струился из щели.
Ханкин попытался опустить ставень, но тот был заперт изнутри. Он выбежал обратно на улицу и осмотрелся в поисках чего-нибудь, чем можно отжать замок. Дверь в соседний дом была выломана и болталась на одной петле. Внутренние покои полностью разграбили, но на полу валялась забытая кем-то кочерга. Схватив её, Ханкин ринулся обратно к лавке.
Он вставил конец кочерги в узкий зазор между плохо подогнанным ставнем и стеной и навалился на него изо всех сил. Дерево с треском раскололось, и ставень упал. Ханкин отбросил кочергу, забрался внутрь и взял столько тёплых пирогов, сколько смог унести.
Он собрался уже бежать с добычей, когда услышал тихий крик и, заглянув в проделанную им брешь, увидел, что на него смотрит мужчина и пытается заслонить женщину, прикрывая её голову руками. Мгновение мужчина и мальчишка смотрели друг на друга полными страха глазами. Волна возбуждения захлестнула Ханкина, и он рассмеялся. Этот человек боялся его. Человек в два раза старше его боялся. Ханкин показал язык, сунул в рот пирог и пустился наутёк.
Он жевал пироги до тех пор, пока они уже не лезли в горло. У него осталась ещё парочка, и он уже собирался затолкать их в котомку, как вдруг увидел священника, тот стоял в дверях маленькой часовни, умоляя мятежников не входить. Недолго думая, Ханкин прицелился. Первый пирог упал на грудь священника, второй угодил ему прямо в лицо.
Мужчины разразились громким смехом при виде того, как с подбородка священника капает сок, а начинка медленно сползает с длинного носа. Они подошли к Ханкину и, смеясь, похлопали его по спине.
— Пойдём с нами, парень. Говорят, кентцы заняли Большой мост. Они уже в городе. Ходят слухи, что им удалось захватить дворец Джона Гонта. Посмотрим, что там припрятала эти проворовавшаяся крыса. Видимо, это его сейчас подпалили, — сказал он, тыча пальцем в сторону.
— Это дома адвокатов, — возразил другой.
Они понеслись дальше по улицам, ломясь в двери, которые ещё не успели вынести, дразнясь и показывая носы людям из окон верхних этажей, с ужасом созерцающих творящийся внизу хаос. Ханкин присоединился к разнузданному веселью. Он может делать всё, что заблагорассудится, и никто не посмеет его остановить.
Ханкин почувствовал внезапный порыв влажного ветерка на лице, как ветер родного дома, дующий с Брейдфорда. Должно быть, они приближаются к большой лондонской реке. Он напрягся, готовясь увидеть её во всей красе, как вдруг перед ним возникла огромная толпа, постоянно пополняющаяся через ворота в городской стене. Его спутники ускорили шаг.
— Вот и прибыли, — произнёс один из них. — Должно быть, это и есть Савойский дворец, логово самого Джона Гонта. Сегодня мы развлечёмся на славу.