Ночи Роберта были ненамного лучше его дней. Стоило ему сомкнуть веки, как демонические кони уносили его на улицы Лондона, текущие ручьями крови, которые сбегались в алое озеро, ползущее к нему, придавленному к земле чьими-то ногами, что впивались в шею, словно лезвие топора. Он просыпался весь в поту, совершенно обессиленный. Для человека нет более мучительной пытки, чем лишиться сна.
В своей беде он пришёл к заключению, что лишь одному человеку небезразлично его состояние — милой и обожаемой падчерице. Казалось, никому, а в особенности его молодой супруге, нет дела ни до него самого, ни до его безопасности. Но Леония всегда знала, как заставить его улыбнуться, она сделала это и сейчас, войдя в солар с кувшином вина.
— Не стоит подносить мне вино, дитя моё. Где Тенни и Диот?
Леония аккуратно поставила кувшин на стол.
— Диот такая раскоряка! А Тенни сказал, что занят, но это не так. Он просто лентяй.
Ему нужно поговорить с дворецким. Тенни становился всё более угрюмым. Теперь из него было трудно вытащить и пару слов. Если раньше он смотрел собеседнику прямо в глаза, то теперь слонялся, понурив взор, словно старый нищий в поисках выпавших монет и объедков.
Роберт предположил, что Тенни всё ещё сердится на него за то, что он отправил Беату в лазарет при монастыре Святой Магдалины, но он не потерпит брожения среди слуг. Дай им волю, и они начнут диктовать свои… Его рука задрожала, стоило взять кубок с кроваво-красным вином, поднесённым Леонией. Роберт попытался поставить его обратно. Ему не хотелось, чтобы ребёнок видел, как он расстроен.
— Где твоя матушка, Леония?
Девочка принялась поправлять кувшин на столе, словно ей было неловко отвечать.
— Уехала на встречу с Эдвардом, он посещал арендаторов. Она постоянно с ним разъезжает с тех пор, как сделала его управляющим.
«Сделала его управляющим». Роберт почувствовал нечто большее, чем приступ возмущения. Даже невинный ребёнок заметил, что Эдвард подчиняется не ему, а Кэтлин. Интересно, что за причина заставила Кэтлин очертя голову броситься на встречу с арендаторами, не важно, с Эдвардом или без, оставив на маленькую Леонию дела, которые она должна выполнять сама, сидя дома, как примерная супруга?
Изобразив на лице улыбку, он придвинул к своему креслу табурет.
— Сядь, дитя моё, и расскажи, чем ты сегодня занималась. Ты уже потратила тот золотой, что я дал тебе в обмен на своё невыполненное обещание привезти из Лондона какую-нибудь диковину?
Не обращая внимания на придвинутый ей табурет, она скользнула к нему на колени. Обняв его шею, она поёрзала ягодицами меж его бёдер, пристраиваясь поудобнее. Леония грациозно дёрнула ножками, вытянув их перед собой.
— Я купила себе новые туфельки. Тебе нравится, па?
Её стройные ножки до лодыжек были затянуты в тончайшую кожу. Разрез спереди запирался на три роговые застёжки. Носки были заострены — не такие длинные, как у Роберта, а по женской моде. Каждую туфельку украшала вышивка в форме уробороса — змея, пожирающего собственный хвост.
— Очаровательно… но башмачник мог бы изобразить что-то более подходящее… — Роберт осёкся, боясь ранить её чувства. — Цветочки какие-нибудь.
Леония посмотрела на носки туфель, вращая ими так, что казалось, будто змеи, извиваясь, ползут по её ножкам.
— Я попросила его изобразить змей. Они такие милые, правда, па? Я не хотела выглядеть, как другие женщины.
Она лучезарно улыбнулась.
— Поверь мне, дорогая, ты всегда будешь выделяться.
Она склонила голову набок, беспокойство читалось в её взгляде.
— Это потому, что я уродка? Мама говорит, что у меня лицо простушки.
Роберт нахмурился.
— Это полная чушь. Ты самая красивая девочка, которую я когда-либо видел, и однажды ты, несомненно, превратишься в самую прекрасную женщину.
Роберт не баловал детей похвалами. Его собственные родители никогда этого не делали, считая, что у ребёнка испортится характер, стоит погладить его по головке и сказать, какой он умный или красивый. Он, может, и не стал бы хвалить Леонию, каким бы очаровательным ребёнком она ни была, если бы не был так зол на Кэтлин, желая сказать что-нибудь ей в пику.
Он протянул руку и провёл ладонью по волосам Леонии, пропустил её локон между большим и указательным пальцем и поднёс к лицу, вдыхая сладчайший аромат дамасских роз, остающийся на его руках.
— Во-первых, у тебя блестящие чёрные кудри, словно атлас.
Личико Леонии вновь озарилось лучезарной улыбкой. Прижавшись к нему, она поцеловала его в щёку. Он был рад, что снова заставил её улыбнуться.
— Потом, — сказал он, проводя пальцем по тыльной стороне её ладони. — У тебя золотистая кожа цвета сладчайшего мёда.
Она хихикнула.
— А как насчёт моих губ? Что ты скажешь про мои губы?
Он снисходительно рассмеялся, принимая правила её игры, и слегка расслабился, впервые за несколько недель.
— Дай-ка посмотреть на твои губы, что они мне напоминают?
Она раздвинула губки, вскинула голову и прижалась своим нежным ротиком к его губам, елозя маленькой округлой попкой на его паху.