Паркер, который помогает разбирать тенты в одном из павильонов, прикладывает руки рупором ко рту, чтобы крикнуть мне это через парк. Я поднимаю вверх большой палец, а он машет, широко улыбаясь.
— Он такой милый, — говорит Эйвери, спуская очки на нос, чтобы лучше рассмотреть его. — Ты уверена, что он не твой парень?
— Абсолютно, — отвечаю я в сотый раз с того момента, как Паркер высадил нас.
Но даже сама мысль заставляет меня чувствовать тепло и радость, словно я глотнула действительно хорошего горячего шоколада.
— Мы просто друзья. Я имею в виду, лучшие друзья. Ладно, бывшие.
Я тяжело вздыхаю. Эйвери смотрит на меня, подняв брови.
— Я не уверена, кто мы сейчас друг другу. Но… это хорошо.
У нас есть время. Это то, что сказал мне Паркер в последнюю ночь перед тем, как я вернулась домой, взяв мое лицо руками и слегка поцеловав в губы только один раз. У нас есть время, чтобы все обдумать.
— Ага. — Эйвери секунду оценивающе смотрит на меня. — Знаешь, что?
— Что? — Откликаюсь я.
— Ты должна разрешить мне сделать тебе прическу.
Она говорит это так твердо и непреклонно, словно это решение всех мировых проблем. Именно так Дара сказала бы это. И я не могу сдержать смеха. Затем быстро чувствую сильную боль, темный колодец чувств там, где должна быть и всегда была Дара. Смогу ли я когда-нибудь думать о ней без боли?
— Может быть, — отвечаю Эйвери. — Конечно, это было бы здорово.
— Отлично. — Она поднимается с шезлонга на манер оригами. — Я собираюсь за содовой. Ты чего-нибудь хочешь?
— Я в порядке.
В любом случае, я здесь практически закончила. Последние полчаса я расставляла стулья вокруг бассейна с волнами. Медленно «ФанЛэнд» саморазрушался, или отступал, словно животное, впадающее в спячку. Вывески и навесы сняли, стулья увезли на хранение, трибуны закрыли, а на карусели повесили висячие замки. Все это останется нетронутым до мая, когда в очередной раз животное проснется, сбросит зимнюю шкуру, заиграет новыми красками и звуками.
— Нужна помощь?
Я поворачиваюсь и вижу Элис, шагающую по дорожке ко мне с ведром грязной воды, в которой медленно крутится губка. Она, наверное, оттирала карусель в ручную, так как сама настаивала на этом. Её волосы заплетены в фирменные косички, а рваная футболка («Хорошие вещи приходят к тем, кто мошенничает»), и видимые татуировки делают её похожей на гангстерскую версию Пеппи Длинный Чулок.
— Я закончила, — отвечаю, но она все равно ставит ведро рядом со мной, легко складывает стулья, как в Тетрисе.
Я видела ее только один раз с тех пор, как вернулась из больницы, и только издалека. Минуту мы работаем в тишине. Внезапно у меня пересыхает во рту. Я отчаянно пытаюсь что-то сказать, дать ей какое-то объяснение или даже извинится, но не могу вымолвить ни слова. Потом она резко говорит.
— Ты слышала хорошие новости? Уилкокс в конце концов одобрил новую униформу на следующее лето.
И я расслабляюсь, знаю, что она не будет ни о чем меня спрашивать, и она также не считает меня сумасшедшей.
— Ты ведь придешь следующим летом, не так ли? — Спрашивает она с тяжелым взглядом.
— Не знаю, — отвечаю я. — Не думала об этом.
Странно думать, что будет еще и следующее лето, что время движется и несет меня с собой. И в первый раз практически за месяц, чувствую легчайшую вспышку волнения, ощущения движения и того, что хорошие вещи происходят, хотя я и не могу пока их видеть, словно пытаюсь поймать конец разноцветного серпантина, вьющегося вне зоны моей досягаемости.
Элис неодобрительно фыркает, словно не может до конца поверить, что все остальные не оценили новость и распланировали ближайшие сорок лет, составив подробное расписание.
— Мы также собираемся запустить «Врата», — продолжает она, с ворчанием ставя на место последний стул. — И знаешь что? Я буду первой, кто прокатится на этом малыше.
— Почему это тебя так волнует? — Выпаливаю я, прежде чем могу остановиться. — «ФанЛэнд» и катание и… все это. И имею в виду, почему ты так это любишь?
Элис смотрит на меня, а я краснею; теперь я поняла, как грубо это должно быть прозвучало. Через мгновение она поворачивается, прикладывает руку козырьком к глазам от солнца.
— Видишь? — спрашивает она, указывая на ряды теперь закрытых игровых киосков и закусочных, мы называем их «Зеленой улицей», из-за количества оставляемых там денег. — Что ты там видишь?
— Что ты имеешь в виду? — Спрашиваю в ответ.
— Что ты там видишь? — Нетерпеливо повторяет она.
Я знаю, что это вопрос с подвохом. Но отвечаю.
— «Зеленая улица».
— «Зеленая улица», — повторяет она так, словно никогда не слышала этого названия. — Ты знаешь, что видят люди, когда приходят на «Зеленую улицу»?
Я качаю головой. Знаю, что она на деле вовсе не ждет ответа на свой вопрос.
— Они видят призы. Видят удачу. Они видят возможность победить. — Она поворачивается в другом направлении, указывая на огромное изображение Пирата Пита, приветствующего посетителей «ФанЛэнд». — А там? Что там?
В этот раз она ждет моего ответа.
— Пират Пит, — медленно отвечаю я.
Она хохочет, словно я сказала что-то смешное.