Это правда. На Ниланджану нахлынула тоска по дому и по оставшимся в Индиане родным. Она по-прежнему ездила их навещать (что случалось нечасто, потому что, опять же, уехать из Найт-Вэйла трудно). Так же трудно было объяснить суть ее работы людям, не живущим в Найт-Вэйле. Всякий раз, когда она им рассказывала, что здесь происходит, они думали, что она над ними смеется. А поскольку время в Найт-Вэйле течет абы как, она никогда не могла с уверенностью сказать, в какой период жизни она приедет. Однажды она приехала домой на праздник Дивали и обнаружила, что ее матери шесть лет, а отца нигде нет, потому что он приехал в Соединенные Штаты лишь в семнадцать лет. Она поиграла с маленькой девочкой, оказавшейся ее матерью, – девочкой, которая дорастет до профессора химии и станет главной движущей силой, внушившей ей восхищение наукой. Ниланджана вспомнила, как мать рассказывала ей об отрицательных числах, когда ей было всего шесть лет, и как она гордилась тем, что изучала математику, которая, казалось, была достоянием старшего поколения. Поэтому она принялась расспрашивать свою шестилетнюю мать об отрицательных числах и слушала, как та торопливо рассказывала ей все, что знает об этом предмете, когда они сидели на скамейке в парке под густым осенним листопадом. Потом она вернулась в Найт-Вэйл, а когда в следующий раз навестила родителей, те оказались в более-менее подходящем возрасте. Она так и не решилась спросить у матери, помнит ли она ту встречу в парке, когда ей было шесть лет.
– Тебе повезло, что у вас такая заботливая и дружная семья, – сказала Ниланджана Дженис.
– Знаю, – лучезарно улыбнулась Дженис.
– Теперь прошу прощения, мне нужно на секундочку украсть твоего дядю, потому что я должна поговорить с ним о чем-то очень важном…
– Я обожаю ее, – сказал Карлос, когда Ниланджана уводила его в сторонку. – Никогда не думаешь о семье супруга, когда ищешь подходящего человека. Особенно в чужом городе. У меня родни поблизости нет, поэтому они стали тут моей семьей. Все по-другому, когда рядом семья.
Ниланджану снова охватила тоска, но она постаралась не думать об этом.
– Я сделала то, о чем вам говорила, – начала она. – Пробралась в церковь. Потом меня поймали. Но все обошлось. Долгая история.
Оглянувшись через плечо, Карлос вытаращил глаза, что-то увидев.
– Нет, Карлос, послушайте. Я знаю, что здесь полно людей, с которыми можно поздороваться, но мне нужно с вами поговорить о том, что затевает церковь.
Карлос показал на что-то, только что им увиденное. Ниланджана вздохнула.
– Мы можем пойти поболтать с ним, как только закончим. Дайте мне всего пять минут. Улыбающийся Бог существует. Он существует, и это… – Она умолкла, услышав шипение, похожее на звук, который издает плохо настроенное радио, но от него у нее почему-то мурашки побежали по коже. Это был настоящий ужас. Она попыталась повернуться, но Карлос остановил ее.
– Ведите себя естественно. Смотрите мне в глаза, – велел он, надевая солнечные очки со стеклами-отражателями. – Не поворачивайтесь.
В каждом из стекол она увидела желтоватое искаженное отражение своего лица, а у себя за спиной – глубокую яму, окруженную людьми, застывшими в безмолвном ужасе и казавшимися в стеклах крохотными и сгорбленными. А позади них она рассмотрела ряд фигур в длинных плащах с капюшонами. Лиц не было видно.
Люди начали разбегаться. Дженис обычно сама управлялась с коляской, но Стив быстро оказался у нее за спиной и покатил коляску прочь. Эбби бросилась за ними.
Фигуры в капюшонах были в Найт-Вэйле привычным зрелищем. Они в большинстве своем собирались вокруг муниципального Собачьего парка, вход куда был воспрещен. Никто не знал, является ли Собачий парк запретной зоной из-за фигур в капюшонах, или же эти фигуры собирались там потому, что там находилась запретная зона. Несколько лет назад в Собачий парк зашла стажерка с радиостанции и долго плутала по бесконечным дорожкам, пока не оказалась в бескрайней пустыне, окружавшей одинокую гору. Из всего этого Карлос сделал вывод, что Собачий парк, как и дом, который не существует, служит входом в пустынный параллельный мир. Фигуры в капюшонах часто издавали звук, похожий на радиошум. Никто и никогда не видел их лиц. Если у кого-то хватало глупости пойти домой ночью одному, за ним часто следовали фигуры в капюшонах. Держась на расстоянии примерно в квартал, они спотыкались и шатались, как пьяные, но следовали за своей целью весьма целенаправленно. Большинство людей добирались до дома. Они запирали двери и какое-то время держались подальше от окон. А кто-то не добирался. Тех, кого хватали фигуры в капюшонах, больше никто никогда не видел, по крайней мере, из числа людей.