Исчезание

Антей раскрыл мне семейную тайну и Заклятие, присущее нашему имени. А я не верила и кричала:

— Август сам, издав ужасный крик, сгубил сына! И я свершу Заклятие, действующее внутри меня, невзирая на меня, так как Август сгубил мне мужа!

В течение десяти лет Антей Глас был близ меня везде и всегда, упреждая любые перемещения. Временами я желала вырваться их этих аффективных уз, приехать в Азинкур и убить Августа. И все же меняла решение, испытывая чарующую власть Антея. Временами я думала расстаться с ним и с беспрестанными знаками внимания: и все же не решалась лишиться друга. И я вверилась утешителю. Антей меня развлекал. Я начинала забывать смерть Дугласа Хэйга. Если на меня нападала хандра, Антей всегда умел утешить меня нежными речами. Если я хмурилась, если я испытывала жгучее желание умертвить Августа, Антей умел сразу же меня усмирить.

Я предала забвению призвание и карьеру, я прекратила петь. Крупная сумма, завещанная мне Анастасией, за двадцать пять лет дала значительные дивиденды; набрался весьма внушительный капитал, разрешающий мне жить, не стесняя себя высчитыванием жалких гривен. А Антей, как некий Дан Як или Барнабут, владел чуть ли не фантастическими средствами, выкачиваемыми из неких залежей; рудник, чьи ресурсы представлялись неиссякаемыми, давал цинк, радий, свинец и смальтин.

Мы уезжали в путешествия. Мы изведали грусть яхты и лайнера, утреннюю стужу в палатке; мы забывались, глядя на пейзажи и руины; мы узнавали терпкий вкус случайных приятельских связей.

Затем, на балу, где я пленялась чарующими звуками мазурки, Антей признался мне в любви. Наши чувства были взаимны, Антей мне нравился, и я перестала себя сдерживать. Ранее у меня были тривиальные ухажеры, Антей был несравним: куртуазный, любезный, услужливый. Милый рыцарь ухаживал не без шарма, дарил бриллианты и сапфиры, привечал изысками. Заказывал для меня перепелиц с фаршем и иранскую икру…

— Черную или серую? — встрял гурман Эймери.

— Заткнись ты! Ненасытный бурдюк! — рассердился Артур Бэллывью Верси-Ярн.

— А еще, — всхлипнула Хыльга, теребя салфетку и чуть ли не плача, — Антей присылал мне грума. На заре весь будуар был засыпан ирисами и арумами; цветы выращивались зимними месяцами в парниках, а с марта — на плантациях и прибывали специальными рейсами.

И все же, чем крепче была наша связь — в ней я забывала пережитую трагедию, вытесняя из памяти и Хэйга, и театральные кулисы, и Азинкур, где жил Август; в ней я наслаждалась жизнью в счастье и блаженстве, ставя крест на таких тяжких испытаниях; в ней я нашла мир, — итак, чем крепче была наша связь, тем чаще Антей мрачнел. Не знаю, чем был вызван сей душевный сумрак, пугавший меня с каждым днем все сильнее и сильнее. Как если бы Антея все время угнетала некая сердечная тяжесть, терзал тайный недуг. Антей измучился. Все время теребил талисман, привязанный к икре нитью. Эту вещицу я даже сумела разглядеть: неказистая, несуразная бляшка, кажется, из свинца, не иначе как печатка. Я решила узнать у Антея, зачем для амулета была выбрана такая гадкая штука. Антей вдруг вспыхнул, разгневался, впал в дикий, ничем не извиняемый раж, накинулся на меня с руганью. Я даже думала: ударит. Я убежала.

Три дня мы не виделись. Затем Антей пришел. Улыбнулся и сказал весьма странную вещь:

— Уже девять лет, как мы вместе ездим в путешествия, видим страны и ландшафты, рассматриваем замки и цитадели, умиляемся величественным пейзажам и английским садам. Снедавшая тебя грусть исчезла. Ты уже не стремишься мстить. Теперь тебе следует ехать в Азинкур и утешить Августа: если у старика нет сына, так пусть будет невестка!

Я едва сдержала слезы:

— Мне наплевать на Августа, я люблю тебя. Ты спас меня, и расстаться теперь значит разбить мне сердце!

— Нет, — сказал Антей, невзирая на увещевания. — В Азинкуре ты найдешь мир. А мне следует уехать, и чем быстрее и дальше, тем лучше. Так как Заклятие, сразившее Хэйга, падет и на меня!

— Не вижу связи.

— Сейчас разъясню. Истинный папа Дугласа Хэйга — не Август. Август признал приемыша за сына, следуя увещеваниям скитальца Трифедруса. Август так и не узнал, кем был истинный папа Дугласа Хэйга. Не ведал тайну и сам Дуглас Хэйг. Я же месяца три назад невзначай наткнулся на разгадку: им был Трифедрус.

— А при чем здесь ты? — удивилась я.

— Спустя три дня, у дверей «Клуба д'Альби», где я слушал Лили Ван Парабум, бывшую звезду из «Крэйзи Салун», некий тип сунул мне в карман пиджака записку. Записка рассказывала, как я явился на свет и какая запутанная ситуация была с этим связана. Я всегда думал: у меня папа — ирландский магнат, умерший в результате инфаркта и вверивший меня (ребенка пяти лет) вернейшему приятелю, а приятель, будучи верующим и выбирая для меня гувернера-учителя, нашел священника-францисканца. Вся эта легенда была выдумана! Как я выяснил, жизнь мне дал Трифедрус!

— Как?!

— Да!!!

— Так значит..?!

— Да. Я — брат Хэйга.

— Как? — чуть не удавился Эймери Шум. — Антей — брат Хэйга?! Да неужели вы..?! Какая чушь!!!

— Пути Маниту непредсказуемы… — заметила Сиу.