Исчезание

У нас был запас питания на целый месяц, и не меньше трех дней пути разделяли нас и ближайший кладезь, куда какие-нибудь мыкающиеся туареги изредка забредали набирать бурдюки.

Первые десять дней мы держались. Временами выслеживали даху (сей курьезный зверь, внешне близкий к газели, живет всегда на скатах ущелий и имеет неравные лапы: правые длиннее левых). Даху улавливают без труда: следует зайти к нему сзади, насвистеть трель, имитирующую пение рябка (эту птицу даху издавна ненавидит и ее присутствия не терпит). Рассеянный даху в гневе сразу развернется, не удержится и свалится в ущелье; там, на дне, и следует ждать падения зверя. Филей даху мы жарили на углях; эта вкуснейшая мясная еда пришлась нам весьма кстати, так как сухие брикеты мы уже не переваривали.

А затем иссяк запас минералки. Началась жажда. Спирт жег губы, а жажду не унимал.

Перед нами встала трудная дилемма: ждать на месте или же идти вперед, к ближайшему кладезю, пересечь в темные часы времени массив Ахаггар, делая перевалы на иссякших лиманах и в ледяных скалах, а там — направиться на юг, в Айн-Салах, Тиндуф, Тесалит, или же на север, в цитадель Игли, в деревни Айн-Шаир, Айн-Теба, Айн-Айяши, Касба-Аруан.

И все же, куда бы мы ни направились, — в Гамаду, Тассили, Адрар, через Игиди или Великий Атлас, на Бурку, Аль-Джауф или Туат, — свирепая Сахара припасла бы нам, как и другим дерзким путешественникам, серьезные испытания, чье бремя Ёланда вряд ли бы вынесла, так как схватки уже начались.

Итак, невзирая на ее стенания и вверив ее Всевышнему, я кинулся искать ближайший населенный пункт, вглядываясь в магнитную стрелку на циферблате, указывающую, не сбиваясь ни на секунду, астральный азимут. Я бежал, высматривая и вынюхивая следы, надеясь на чудесный случай, дарующий нам спасение.

И судьба мне улыбнулась, так как через три дня я заметил патрулирующую кавалькаду.

Увы! Трижды увы! Принимая флягу из рук начальника патруля, глядя на спасителя, как на гусара, чей силуэт

В седле пересекает ратную равнину
Где пахнет Смертью и куда спадает Мрак

и чью фигуру французский пиит выделял за внушительные размеры, а также за удивительную выдержку, итак, глядя на спасителя, как на гусара, чья фляжка утешала раненых рыцарей из «Легенды Века», я даже не знал, как в эти минуты страдала Ёланда!

Напившись, насытившись и взяв у патрульных минимальный инструментарий, дабы исправить циклический (или, правильнее сказать, спиральный) стержень, регулирующий цепь передачи бензина (мне нужны были как минимум рашпиль или надфиль и размерный штифт; а у меня имелись лишь грубые заменители: крюк, выравнивающая станина, размычка, рейсмус, тесак, кирка, зажимная муфта и буравчик без «пингвина», да еще и с утерянными планками метчика, пусть даже с исправным муштабелем), я вернулся к биплану и застал печальную картину: Еланда, едва успев выжать из себя шестерню, уже билась в предсмертных стенаниях.

Я закричал и кинулся к ней, думая дать ей пить и привести в чувства. Издав жалкий всхлип, Ёланда умерла у меня на руках.

Как мне передать душевные муки, вызванные ее смертью? Как высказать всю степень печали и грусти? Как выразить смятение чувств? Я не раз думал умереть, убить себя, принеся в жертву детей, так гибель Еланды меня угнетала.

Лишенный счастья супружества, разбитый, угнетенный, не видящий света, мающийся в смертельных страданиях, я влачил бремя, нес крест, терпя муки Тантала и Сизифа, и не раз желал забыться, истребить себя ударами рейсмуса, так как массивные штыри враз смяли бы мне грудь, врезались бы, как десертная вилка в брикет масла, и лишили бы меня жизни!

И все же у меня были дети, наши живые дети (так как четыре ребенка, зачатые ранее в результате случайных связей с разными женщинами, умерли в раннем младенчестве): шесть безвинных младенцев, путающихся в плацентарных кишках, связывавших их пупки с умершей матерью, шесть младенцев, рискующих в любую секунду умереть в результате удушья.

Я сжалился над ними. Я перерезал всем шестерым путы, вымыл, как сумел, места разреза, перевязал и занес детей в биплан.

И тут начались мучения с цепью и закачивающими клапанами: невзирая на все усилия, свеча зажигалась раньше, чем следует, еще перед втеканием бензина. Выпрямления стержня не дали результата. Я был вынужден перебрать все шарниры и узлы: раму, шестеренки, штурвал, винты, муфты, сальник, плунжер.

Я убил на эти перебирания три дня, и в результате двигатель включился (а наш друг Казимир, кстати, чинивший в те дни катер, так и не сумел наладить тягу в примитивных навесных движках, чей механизм считал безупречным). Взлетев, я взял курс на Агадир, надеясь найти там врача для младенцев и предпринять все нужные педиатрические меры, так как упущения уже накапливались.