4. Есть ли у меня такая возможность, поработать в ее агентстве в течение лета? Жалованье меня не интересует, да и в нем нет необходимости (алименты, выплачиваемые моим отцом, начиная с его развода с моей матерью настолько велики, что он сокрушает меня подарками и привязанностью, и обещает субсидировать меня, если мне удастся договориться о летнем исследовании с Мередит Мартин.)
И последнее, что меня волновало: телефон в комнате общежития, по которому она все время мне звонила. И моя соседка по комнате Дорри Фейнголд сказала, что это не только действует ей на нервы, но и выходит за грань нахальства.
Вот и пробил час. Позвонила сама Мередит Мартин. И, кажется, что лишь из любопытства, она пригласила меня в Нью-Йорк. Мы поражены. Я узнаю, что она привыкла к своим манхэттенским посетителям. К ней постоянно приезжают развлечься ее многие племянницы и племянники со Среднего Запада, когда сама Мередит лишь однажды когда-то работала в провинциальной библиотеке где-то в Канзасе. В ее квартире есть комната, которую она держит специально для гостей, и она не только нанимает меня за минимальное жалованье, предъявляя максимальные требования, она впускает меня к себе в квартиру, даже не позволив мне поблагодарить ее.
«Ты не знаешь, как я обязана Полу», - сказала она.
И чем она так ему обязана?
Я не стала ее об этом расспрашивать. У меня не слишком крепкие нервы.
И вот я в Манхэттене, в квартире Мередит. Я уже третью неделю работаю в «Брум и Компания», вскрывая почту, отпечатывая контракты, отвечая на телефонные звонки, и находя это все очень захватывающим, не говоря уже о бесконечной суматохе самого города замечательным летом 1988 года.
Немного для затравки прежде, чем продолжить:
Одна из трагедий моей жизни состоит в том, что я никогда не видела этого своего кузена – известного романиста. Я всегда упоминала его именно так. В конце концов, он был очень известен, и, вместе с тем, моим кузеном. Он умер в 1967 году, ему было всего сорок два. Я еще не родилась. Я не преувеличиваю, когда говорю, что он оказал наибольшее влияние на ход моей жизни. Я упивалась его романами и короткими рассказами, и могу прочитать на память даже самые длинные отрывки из них. Я написала бесчисленное количество статей о его жизни и творчестве в последнем классе школы и на первых двух курсах Бостонского Университета, проследила разные статьи и обзоры, написанные им для маленьких и неизвестных журналов.
Причина, почему я решила поступить в Бостонский Университет - близость к Монументу, где он прожил всю свою жизнь. Я ходила по улицам, по которым ходил он, становилась на колени, чтобы помолиться в церкви Святого Джуда, останавливалась возле дома напротив церкви, где он жил на последнем этаже, будто ожидала, что его призрак будет блуждать где-то около и поприветствует меня улыбкой. (Интересно, улыбался ли он когда-нибудь - мой дедушка рассказывал, что он был серьезным, чувствительным человеком, он всегда казался немного грустным и задумчивым.) Мой дедушка, конечно, был очень хорошо знаком с этим моим известным родственником. Они были двоюродными братьями, росли вместе, получали аттестат в одном и том же классе средней школы Монумента. Всякий раз, когда я посещаю Монумент, я тут же иду в офис моего дедушки в полицейском управлении. Он терпеливо и кропотливо отвечает на все мои вопросы, и иногда мы садимся в его машину и едем по Френчтауну. Он показывает мне все достопримечательности и места, которые, лишь слегка замаскировавшись, попадаются в его романах и рассказах.
Наступает время истинных признаний:
Я должна признать, что часто мне кажется, что я совсем не писатель. Возможно, я ошибочно полагаю, что кровь известного писателя так и течет по моим венам. Может ли кровь дать мне какую-нибудь гарантию, что я тоже могу писать? Когда слова даются с трудом, когда они ложатся на бумагу не так гладко, как бы хотелось, то меня начинают мучить сомнения, усталость берет надо мной верх и разрушает меня. Вся дилемма в том, что все время мне приходится повсюду тащить за собой этот багаж.
Одна из причин (если не главная) – это поиск расположения ко мне Мередит Мартин в надежде на то, что смогу показать ей что-нибудь из своих работ, чтобы она смогла ответить на один ужасающий меня вопрос: кто я – состоявшийся писатель, или лишь пытаюсь им стать?