Он поискал что-нибудь, что могло бы отвлечь его от возвращения к этому парламентскому Биллю об опале, и увидел стопку писем, ожидающих прочтения. Добрые, доброжелательные письма от самых разных людей, включая нескольких старых жуликов. По-настоящему симпатичные старые преступники постепенно исчезали, с каждым днем их становилось все меньше и меньше. На их место пришли дерзкие головорезы, в эгоцентричных душах которых не мелькала и искра человечности: безграмотные, как щенки, и безжалостные, как циркулярная пила. Старый взломщик-виртуоз являлся яркой индивидуальностью, как и представитель любой другой профессии, а вовсе не исчадием ада. Тихие человечки – домашние, проявляющие интерес к семейным праздникам и детским болезням, или холостяки со странностями, увлеченные разведением птиц в клетках, или букинистическими магазинами, или разработкой сложных, не дающих сбоев систем ставок. Старомодные типы.
Никто из современных людей не написал бы, что ему жаль, что «дела» пришлось временно отложить. Современному головорезу подобная идея просто никогда не пришла бы в голову.
Писать, лежа на спине, дело трудоемкое, и Грант от него уклонялся. Но на верхнем в стопке конверте он узнал почерк своей кузины Лоры, а она забеспокоилась бы, не получив ответа. Детьми они проводили вместе летние каникулы и были одно лето в горах немного влюблены друг в друга, и это создало между ними никогда не прерывавшуюся связь. Ему лучше послать Лоре записку, дать знать, что он жив.
Он перечитал ее письмо, слегка улыбаясь: журчание Терли звучало у него в ушах, а воды скользили перед глазами, и он почувствовал сладкий холодный запах высокогорных вересковых пустошей зимой, и он ненадолго забыл, что заперт в больнице, что жизнь отвратительна, скучна и клаустрофобична.
Грант взял со стола блокнот и написал несколько строк:
Глава девятая
– Вы знаете, что в парламентском акте о лишении Ричарда Третьего всех прав – Билле об опале – вовсе не упоминалось убийство принцев в Тауэре? – спросил Грант на следующее утро хирурга.
– Да ну? – удивился тот. – Странно, не правда ли?
– Весьма. Как вы это объясните?
– Быть может, они пытались приглушить скандал. Ради семейной чести.
– Нет. Ричард был последним в своей ветви. Ему наследовал первый Тюдор. Генрих Седьмой.
– Да-да, верно, я совсем забыл. История мне всегда плохо давалась. На уроках истории я делал домашние задания по алгебре. В школе историю вообще как-то скучно преподают. С портретами, наверное, было бы интереснее. – Он посмотрел на портрет Ричарда и снова занялся осмотром Гранта. – А вот это мне нравится куда больше, рад за вас. Болей больше нет?
Добродушный хирург вышел. Лица интересовали его постольку, поскольку являлись частью его ремесла, но история для него была лишь предметом, предназначавшимся совсем для других целей; предметом, на котором можно было решать задачи по алгебре под партой. У него на попечении находились живые люди, от него зависело их будущее; ему было не до академических проблем.