Исчезновение. Дочь времени. Поющие пески

Машина, рыча, поднималась по склону в сторону Триммингса. Грант посмотрел вниз, на лежащую в долине деревню Сэлкотт-Сент-Мэри, и подумал: как странно, что всего три дня назад это было просто название, которое время от времени упоминала в разговоре Марта. Сейчас этот населенный пункт занимал основную часть мыслей Гранта.

И еще слава богу, что ему не надо тут оставаться на веки вечные!

В Триммингсе Гранту открыла дверь утонченная Эдит, которая была так потрясена всем случившимся, что почти совсем по-человечески испугалась, увидев инспектора. Грант попросил позвать Уолтера, и Эдит провела его в библиотеку, где было очень холодно – огонь еще не развели. Спас Гранта Уолтер.

– Пойдемте в гостиную, – предложил он. – Мы пользуемся ею как общей комнатой, и там зажжен камин.

Грант поймал себя на том, что вместо благодарности он размышляет: о собственных удобствах или об удобствах гостя заботился Уолтер? Но ничего не поделаешь, так уж Уолтер действовал на людей.

– Сегодня утром я возвращаюсь в город, – сказал Грант, – и, прежде чем я представлю отчет своему начальству, мне хотелось бы уточнить один-два пункта.

– Да? – Уолтер нервничал и выглядел так, будто он не спал всю ночь.

– Когда я спрашивал вас о путешествии по Рашмеру, вы сказали, что получали почту в определенных почтовых отделениях.

– Да.

– В понедельник там, наверное, еще ничего не было, но во вторник и в среду вы, очевидно, забрали все, что пришло. Не можете ли вы вспомнить, получил ли Сирл какие-нибудь письма в один из этих дней?

– Вспомнить нетрудно, инспектор. Сирл никогда не получал никакой корреспонденции.

– Никогда? Вы хотите сказать, что он вообще не получил ни одного письма, пока жил в Триммингсе?

– Насколько мне известно, ни одного. Однако лучше спросите Лиз. Она разбирает почту, когда та приходит.

Удивительно, как это он упустил такой мелкий факт из виду.

– И его отель или банк ничего не пересылали ему?

– Насколько я могу судить, ничего. Может, он предпочитал, чтобы письма скапливались. Некоторые люди по своей природе безразличны к письмам.

Совершенная правда. Грант оставил эту тему.

– А теперь о ежедневных телефонных звонках, – проговорил он. – Вечером в воскресенье вы звонили из Танстелла, в понедельник – из Кейпла, во вторник – из Фрайди-Стрит, а в среду откуда?

– В Пэтт-Хатч есть телефонная будка. Мы собирались разбить лагерь в самом Пэтт-Хатч, но эта разрушенная мельница выглядела слишком уж мрачно, и я вспомнил, что чуть ниже по реке есть хорошее место для бивака – там, где река поворачивает на юг. Так что мы туда и отправились.

– И сообщили в Триммингс о предполагаемом месте для лагеря?

– Да, я уже говорил вам, что так мы и сделали.

– Знаю. Я не собирался подлавливать вас. Просто я хотел бы знать, кто с кем беседовал во время этого разговора из Пэтт-Хатч.

Уолтер минуту подумал.

– Ну, сначала я говорил с мисс Фитч, потому что она всегда ждала звонка, потом Сирл говорил с ней. Потом подошла тетя Эм – миссис Гарроуби – и немного поговорила с Сирлом, а напоследок я сам поговорил с миссис Гарроуби. У Лиз были дела в деревне, она еще не вернулась, так что ни один из нас не говорил с ней в среду.

– Понимаю. Благодарю вас. – Грант подождал немного, а потом сказал: – Наверное, вы не настроены рассказать мне, что было причиной вашей… ваших разногласий вечером в среду? – И поскольку Уолтер медлил с ответом, добавил: – Вы не хотите это обсуждать, так как предметом раздора была мисс Гарроуби?

– Мне бы не хотелось впутывать ее во все это, – произнес Уолтер, и Грант не мог побороть в себе чувство, что это клише выражало не ощущения Уолтера, а убеждение, что именно так должен вести себя англичанин в подобных обстоятельствах.

– Как я уже говорил, я спрашиваю больше для того, чтобы прояснить личность Лесли Сирла, чем для того, чтобы уличить вас в чем-то. Говорили ли вы о чем-нибудь, исключая того, что касалось мисс Гарроуби, о чем бы вы не хотели, чтобы я узнал?

– Нет, конечно же нет. Просто это касалось Лиз – мисс Гарроуби. Это был чрезвычайно глупый разговор.

Грант безжалостно улыбнулся:

– Мистер Уитмор, к концу третьего года службы полисмен на опыте познает, что такое абсолютная глупость. Если вы просто боитесь, что некоторая, с вашей точки зрения, нелепица будет зафиксирована – смелее вперед. Возможно, для меня это прозвучит подобием чего-то разумного.

– Ничего разумного в этом не было. Сирл находился в тот вечер в очень странном настроении.

– Странном? Подавленном? – Не хватало только, подумал Грант, на такой поздней стадии начать обсуждать версию самоубийства.

– Нет. На него, казалось, нахлынуло неуместное легкомыслие. А по дороге от реки он начал дразнить меня – ну, дескать, я недостаточно хорош для Лиз. Для моей невесты. Я попытался переменить тему, но он не поддавался. Пока я не разозлился. Он начал перечислять черточки в характере Лиз, известные ему и неизвестные мне. Он вытаскивал что-нибудь и заявлял: «Спорю, что этого вы о ней не знаете».

– Славные черточки?