Исчезновение. Дочь времени. Поющие пески

– Верно, я и забыла твою страсть к лицам. У всех Борджиа были поразительные лица; это семейство обеспечит тебе две-три загадки, если им заняться. Есть еще Перкин Уорбек[37], конечно. Самозванцы всегда интересны. Тот он, за кого себя выдает, или нет? Чудесная игра… И бесконечная. Как маятник. Или, скорее, кукла-неваляшка. Кажется, ты уже победил, прижал ее к полу, а она снова поднимается как ни в чем не бывало.

Дверь открылась, и в проеме показалась простодушная физиономия миссис Тинкер. На голове служанки Гранта была нахлобучена неизменная шляпка, которую та носила с тех пор, как стала у него работать. Грант уже не мог представить себе Тинкер в другой шляпке, хотя знал, что у нее есть еще одна, та надевалась исключительно с неким платьем, именовавшимся «мое синенькое»; его миссис Тинкер носила лишь по особым случаям. На Тенби-корт, 19, она никогда в нем не появлялась. Это платье использовалось в качестве мерила любого события. («Ну, как вам там понравилось, Тинк?» – «Не стоило того, чтобы надевать мое синенькое».) Она облачалась в это платье на свадьбу принцессы Елизаветы и на другие церемонии, связанные с королевской семьей, и один раз даже попала в киножурнал, две незабываемые секунды, когда герцогиня Кентская разрезала ленточку на открытии какой-то выставки, – об этом Грант знал только понаслышке.

– Мне сказали, что у вас гости, – начала миссис Тинкер, – и я совсем уж решила уходить, да слышу, голос вроде знакомый, я и говорю себе: «Да это же мисс Халлард» – и зашла.

В руках у миссис Тинкер были груда бумажных пакетов и букетик анемонов. Она запросто поздоровалась с Мартой (в свое время она служила театральным костюмером и поэтому не проявляла чрезмерного преклонения перед богинями сцены) и искоса оглядела ветки сирени, прекрасную композицию, расцветшую усилиями Марты. Та этого взгляда не заметила, зато увидела анемоны и разыграла сценку как по нотам.

– Я нанимаю бездельника, чтобы раздобыть для тебя белую сирень, а потом приходит миссис Тинкер с полевыми лилиями и утирает мне нос!

– С лилиями? – с некоторым сомнением переспросила миссис Тинкер.

– Теми, что наряднее Соломона во всей его славе, теми, что не трудятся и не прядут.

Миссис Тинкер ходила в церковь только на венчания и крестины, но она принадлежала к поколению, в детстве ходившему в воскресную школу. Она по-новому взглянула на маленькую горсточку славы в обрамлении ее шерстяной перчатки.

– Ну что ж. Никогда так не думала. Про эти цветы. Всегда воображала что-то вроде арумов. Их поля и поля. Ужасно дорогие, знаете ли, но выглядят немного угнетающе. Так, значит, они были разноцветные? Почему бы так и не сказать? Зачем называть их лилиями!

И они продолжили беседу о трудностях перевода и о том, как легко ошибиться в толковании Священного Писания («Мне всегда было интересно, что такое „пускать хлеб по водам“», – сказала миссис Тинкер), и неловкий момент миновал.

Пока они толковали Библию, Лилипутка принесла еще две стеклянные вазы; Грант отметил про себя, что они подходили для белой сирени, но никак не для анемонов. Лилипутка явно старалась угодить Марте; быть может, надеялась даже завязать с ней разговор. Но Марта никогда не обращала на женщин внимания, если это не сулило немедленной выгоды; ее терпимость по отношению к миссис Тинкер была напускной, отработанным условным рефлексом. Не дождавшейся слов благодарности Лилипутке ничего не оставалось делать, как покорно собрать выброшенные в раковину нарциссы и поставить их в новую вазу. От столь невероятного зрелища – покорной Лилипутки – Грант пришел в неописуемый восторг; и много дней спустя он с наслаждением вспоминал эту сцену.

– Ну вот, – сказала Марта, закончив возиться с сиренью и поставив цветы перед Грантом, – теперь мне пора идти. Миссис Тинкер останется скармливать тебе снедь из всех этих бумажных пакетиков. Дорогая, вы, случайно, не принесли ваши чудесные пышки?

Миссис Тинкер засияла:

– А как же! Хотите? Свежие, прямо из духовки!

– Конечно, потом я горько пожалею о том, что натворила – булочки жутко портят фигуру, – но все-таки прихвачу с собой парочку к чаю.

Со словами: «Мне нравятся подрумяненные с краев» – она выбрала две пышки, спрятала их в сумочку и начала прощаться:

– Не скучай, Алан. Я загляну через два дня и покажу тебе, как вязать носки. Говорят, ничто так не успокаивает, как вязание, верно, сестра?

– Да-да, именно так, – с готовностью ответила Лилипутка. – Многие из наших больных начинают вязать. Они находят, что со спицами в руках гораздо легче коротать время.

Марта послала с порога воздушный поцелуй и вышла. Лилипутка почтительно последовала за ней.

– Ну и вертихвостка, – пробурчала миссис Тинкер, колдуя над пакетами. И она имела в виду не Марту.

Глава вторая

Через два дня, когда Марта снова появилась в больнице, то принесла отнюдь не спицы и клубки шерсти. Она стремительно влетела в палату, запыхавшаяся и очаровательная, в меховой шляпке, небрежно сдвинутой набок, на что, как знал Грант, ушло не менее нескольких минут упражнений перед зеркалом.