Исчезновение [Литрес]

Еду по Мейн-стрит. Освещенная зимним солнцем, она выглядит получше. Около военного мемориала вчера поставили большую елку. Боюсь даже думать о том, как пройдет в этом году Рождество. Может, ради Финна проведем его вместе? По пути к Блэкбери-авеню, где живет мама Кэти, проезжаю конюшни. Вижу Оливию, болтающую с какой-то женщиной. Ее не получается толком разглядеть – из-за пони.

«Что же тебе известно?»

Невозможно представить, что Оливия ничего не знает об исчезновении подруг.

…Блэкбери-авеню – небольшая улочка, которая соединяется с другой такой же. На ней стоят особняки из самых разных эпох. Дом номер пять – в стиле псевдотюдор: симметричные окна, сбоку въезд и гараж. Он небольшой, но аккуратный. Интересно, в нем ли прошло детство Кэти. А еще, если верить городскому справочнику, семья Салли живет через несколько кварталов…

Я оставляю машину на улице и стучу в дверь. Из дома не доносится никаких звуков. На въезде никого, валяется на боку зеленое мусорное ведро. Снова стучу, ответа нет. Поворачиваюсь, чтобы поднять ведерко, и слышу:

– Что вы делаете? – Женщина в пестрой жилетке входит через боковую калитку. В руках у нее садовые перчатки. Рядом с ней тявкает маленькая черно-белая собачонка, охраняя хозяйку.

– Я… мм… простите, у вас ведро упало.

– Тихо, Уолтер, – шикает она на собаку. Женщина высокая, обветренное лицо, светлые волосы с сильной сединой, схвачены заколкой. Я сразу понимаю, что это мать Кэти – такой же острый подбородок и светло-карие глаза. Много морщин – следы прожитых горьких лет. Она хмурится.

– Вы заехали, чтобы поставить на место мое ведро?

Я начинаю объяснять, кто я такая, но она меня обрывает.

– Мне это неинтересно. Я про вас слышала, и мне нечего сказать вам.

– Но мой подкаст должен пролить свет на эту историю. Вдруг появится кто-то, поделится новыми фактами, деталями, чем-то, что позволит по-новому посмотреть на события той ночи…

– Прошло двадцать лет, – устало произносит женщина, перекидывая садовые перчатки из одной руки в другую. – Как вы думаете, за это время кто-то успел бы рассказать что-нибудь, если б знал? – Я только успеваю открыть рот, но она продолжает: – Я давно не верю, что моя дочь когда-нибудь появится в этом доме. Мой муж… – Женщина останавливается и вздыхает; видно, как тяжело ей говорить. – Он умер, так ничего и не узнав. И я тоже умру, не зная ничего о том, что произошло. Мне сейчас надо заботиться о сыне и внучке. Я не могу… – Она качает головой. – Я должна идти.

– Но…

Женщина возвращается к калитке, собачка трусит за ней. Я стараюсь не представлять ее боль, но невольно думаю о Финне, и в глазах появляются слезы. Черт! Я точно изменилась после рождения сына, стала мягче. Раньше я пошла бы следом и попыталась ее переубедить, что, разумеется, вызвало бы раздражение. Но сейчас я не способна на это. Эта женщина выглядит так, будто на ее худеньких плечах лежит весь мир.

Надеюсь, с Иззи будет по-другому. Не то чтобы она не испытывала боль, просто горе матери не сравнить ни с чем. Не могу об этом думать. Просто хочу домой, хочу крепко обнять Финна и никогда не отпускать его от себя.

Сажусь за руль, на улице тихо. В затылке пульсирующая боль. Достаю из сумочки обезболивающие таблетки, запиваю теплой водой из бутылки, которая болтается у меня в машине еще с понедельника. Проверяю телефон, но ни Иззи, ни Дейл мне не звонили. Понимаю, что Дейл завален работой, особенно сейчас, после случившегося с Ральфом Миддлтоном. Возможно, он не видел, что я пыталась до него дозвониться, из-за плохой связи в лесу. Но Иззи… Мне действительно необходимо с ней поговорить. Если она захочет дать интервью для подкаста, может, уговорит родителей тоже поучаствовать…

– К сожалению, – говорит она радостно, когда я спрашиваю, нельзя ли перекинуться двумя словами с Иззи, – ее сегодня нет. Она учится в колледже. То ли на косметолога, то ли парикмахера, не помню.

– Ясно… А не знаете, во сколько заканчиваются занятия?

Она трясет головой, пучок на макушке раскачивается.

– Не-а, простите. Хотя, – она бросает взгляд на часы, – она точно говорила вчера, что пойдет к Камням в обеденный перерыв.

– Камням?

– Ага. – Хлоя понижает голос: – Ее сестра – одна из тех девушек, что пропали в девяносто восьмом году, и ее родители установили там мемориальную скамейку.

Удивляюсь, как родители Салли могли так поступить, ведь их дочь, возможно, еще жива. Бывают же истории, когда психи выкрадывают молодых девушек и держат их годами в каком-нибудь подвале. Редко, конечно, но случаются же…

– В любом случае, – Хлоя смотрит сквозь меня на пару с двумя маленькими детьми, которые вошли следом, – мне надо идти.

– Спасибо.

Невольно думаю, что раз Иззи не позвонила, то, видимо, и не планирует. Пройду мимо Камней, взгляну, нет ли ее там. Не хочу ей мешать вспоминать сестру, но вдруг получится перехватить ее на обратном пути…