– Я этого не говорил. – На его лице читается легкое раздражение. – Мы должны работать с тем, что есть. А у нас нет никаких доказательств, что мужчина со шрамом в белом фургоне существовал. Нет никаких свидетелей, которые видели бы его. – Выражение лица чуть смягчается. – Воспоминания могут быть не очень четкими, особенно после серьезной аварии, такой, как пережила Оливия. А сейчас, после того, как мы нашли эти снимки в вагончике Ральфа… ну… – он вздыхает, – это проливает новый свет на все дело.
Возможно, Дейл прав. Странно, что больше никто не видел того мужчину.
Мы говорим еще немного; я задаю вопросы, но на большинство из них мне уже дала ответы Оливия. Я прекращаю запись. Дейл допивает кофе.
– Простите, что приставала к вам с человеком со шрамом. Оливия очень настаивала на его существовании, когда мы беседовали…
– Она упомянула о нем, когда я показал ей эти фото в машине. Но это какая-то бессмыслица.
Дейл встает, уносит пустую кружку в мойку и облокачивается на прилавок спиной. У него уже другие прикольные носки, черные с розовыми фламинго. Он перехватывает мой взгляд и смеется.
– Мне их купила моя бывшая девушка, очень удобные.
– И выглядят классно.
Он буквально на секунду дольше, чем требовалось, смотрит на меня и говорит:
– Простите, что интервью получилось не очень. Я о многом еще не имею права говорить. О том, что…
– Пересекается с другим делом. Вы говорили, я помню. Любите подразнить! – Я краснею, когда слышу себя.
Он хмыкает.
– Простите, это раздражает, понимаю… Как только смогу – расскажу все.
Очень хочется заставить его говорить, но мне нужно, чтобы он был на моей стороне. Еще минут десять мы беседуем о Стаффербери, каким он был до того, как уехал учиться, и о Тамзин.
– А Оливию вы хорошо знали? – спрашиваю я, когда Дейл надевает пальто. – Только сейчас без лапши на уши, не так, как вчера вечером.
– Да ладно, не вешал я никакой лапши! Я правда не очень хорошо знал подруг Тамзин. Изредка ходил в паб, встречал там Тамзин – она бывала обычно с Кэти, Салли и Оливией. Иногда садились вместе, соревновались, кто больше выпьет. Оливия была, наверное, самой тихой, а вот Тамзин могла здорово пошуметь. – Он обматывает шарф вокруг шеи и затягивает потуже. После небольшой паузы кладет руку на дверную ручку. – Никогда не думал, что двадцать лет спустя я все еще не буду иметь представления о том, что же случилось…
Я сочувственно улыбаюсь. Интересно, повлияло ли исчезновение Тамзин на его характер. Не могу представить, что бы я делала, исчезни моя первая любовь. Хотя, собственно, моя первая любовь – это Гевин. И в каком-то смысле он как раз и пропал, потому что сегодня он совсем не тот человек, в которого я тогда влюбилась. Я вообще не понимаю, кто он сейчас.
– Меня иногда преследуют все эти воспоминания… – Дейл говорит тихо, я едва слышу его. – Думаю, может, у нее тогда были какие-то проблемы? Если б я не уехал в университет, она была бы по-прежнему здесь?
– Не обвиняйте себя. Вы тоже были молоды.
– Вина. Сожаления. – Он качает головой. – Зачем мы сами себя мучаем?
– Да, я знаю, что это такое. Гевин меня бросил, а я все думаю, что же я сделала не так?
Наши глаза встречаются, и между нами определенно проскакивает электрический разряд. У меня перехватывает дыхание. Дейл, очевидно, хочет что-то сказать, но потом не решается.
– Я… – он откашливается, – мне пора. Надеюсь, отец там не сбежал к Дорис, соседке. Она явно неравнодушна к нему.
Я смеюсь, мы с ним определенно на одной волне. Дейл распахивает дверь, уже почти выходит на крыльцо, в комнату врывается холодный ветер, и вдруг я вижу…
– Стойте! – кричу, хватаю его за руку и тяну обратно, внутрь.
– Что такое? Я… – И тут он тоже видит это.
На бетонной ступеньке лежат три дохлые вороны, их головы свернуты набок. Кто-то специально оставил их здесь.
На сей раз сомнений быть не может – это предупреждение.
33
Фигурки