— Сейчас узнаешь.
Он попросил соединить его с главным комиссаром бюро розысков пропавших родственников.
— Вы хотите говорить с главным комиссаром Лобо?
— Да.
— Я сейчас посмотрю, свободен ли он.
Спустя несколько мгновений низкий голос в трубке спросил:
— Кто говорит?
— Не знаю, помните ли вы меня. Я — Боб Пуэнте, я приходил к вам, чтобы заявить об исчезновении своей сестры. Я ее нашел.
— С ней все в порядке?
— Да.
— Где она сегодня была?
— В Латинском квартале.
— Как вы вышли на ее след?
— Она мне позвонила.
— Я рад за вас и за нее. Значит, дело я закрываю. До свидания, мсье Пуэнте.
— Ты поняла?
— Догадалась.
— В Париже тысячи гостиниц, на одном Левом берегу, куда, как я поначалу думал, ты направишься, их сотни. Поскольку все их обойти я не мог, то обратился в службу розыска пропавших родственников.
— Может, пойдем на улицу? Мне кажется, немного свежего воздуха нам бы не помешало. Затем поужинаем вдвоем в том, небольшом ресторанчике, где я ела в полдень. Я была уверена, что это моя последняя трапеза, и все же аппетит у меня от этого был не меньше. Наоборот! Прочти скорее письмо. Я сейчас вернусь.
Она накрасилась более тщательно, чем обычно, причесала волосы, удовлетворенно взглянула на себя в зеркало.
Почему она всегда считала, что она некрасивая? Сегодня она находила себя красивой и с удовольствием изучала свое лицо.
Когда она вернулась в комнату, брат засовывал письмо себе в карман и выглядел взволнованным.
— Ну вот. Ты прочел. Ты понял. Все, больше об этом не говорим.
— Хорошо, Одиль.
Голос у него был немного хриплым.
— Знаешь, ты странная девушка. Я желаю тебе повстречать такого человека, который бы понимал тебя. Это нелегко.
— Пойдем.
Она взяла сумочку, собрала приготовленные на столе банкноты.
Малыш уже вновь вернулся на свое место на полу в офисе и играл в кубики.
— Добрый вечер, мадам. Познакомьтесь, пожалуйста, это мой брат Боб.
— К сожалению, у меня больше нет свободных номеров.
— Он уже несколько дней снимает номер на улице Гей-Люссака. Надеюсь, что вернусь не слишком поздно.
— Знаете, я привыкла. Впрочем, вечером меня сменяет муж.
На залитом солнцем тротуаре она взяла брата под руку.
— Это великолепно. Боб!
Все было великолепно — трепещущий воздух, витрины, прохожие.
— Сейчас я покажу тебе свой ресторанчик. И сразу же закажу себе джина.
Вообще-то я не люблю коньяк, но у Альбера в номере не нашлось ничего другого.
Она взяла джин с водой, а ее брат заказал виски.
— Ты знал про это место?
— Нет. Здесь симпатично.
— Вот увидишь, готовят тут отлично. Тебе ведь кажется странным слышать, что я в такой день говорю о кухне?
— Да, немного.
— За обедом я съела вдвое больше того, что обычно съедаю дома.
Они оба улыбались и поглядывали друг на друга как заговорщики.
— Как приятно тебя видеть. Боб. Знаешь, что мне нравится в Альбере? То, что у него есть что-то общее с тобой.
— А не поужинать ли нам? Теперь уже я проголодался.
Она прочла в меню слово, которого не знала.
— Официант! «Поркетта… «. Что это такое?
— Молочный поросенок, фаршированный и запеченный в духовке.
— Хочешь, Боб?
— Съем с удовольствием.
— Две «поркетты». Не хотите ли взять к ним легкое кьянти?
Оба оставались в приподнятом настроении.
— Когда у тебя завтра поезд?
— В час пятнадцать.
— Я провожу тебя на вокзал.
— Терпеть не могу прощаний на перроне. Лучше я зайду попрощаться к тебе в гостиницу.
Они долго сидели за столом, а у себя в городе они оставались за столом лишь столько времени, сколько требовались, чтобы все съесть. Как только обед заканчивался, все тут же разбегались.
— Возьмем что-нибудь выпить после кофе?
— Сделаем это чуть позже.
Они двинулись по бульвару Сен-Мишель; кишащие людьми террасы были ярко освещены. Одиль с жадностью и наслаждением смотрела на это зрелище, как будто была незнакома с ним. Время от времени, когда она делала какое-нибудь резкое движение, то ощущала дергающую боль в запястье, но она не была по-настоящему сильной.
Нельзя сказать, чтобы они говорили без умолку. Это даже не было разговором в чистом виде. Один из них произносил фразу, а другой отзывался на нее. Затем большую часть времени они шагали молча.
— Я всегда знал, что ты не останешься дома.
— Даже когда я была маленькой?
— Я это понял, когда тебе исполнилось лет десять-двенадцать. Ты очень рано повзрослела.
— Это недостаток?
— Нет. Тебе не кажется, что сейчас уже довольно поздно и тебе пора спать?
— Ты забываешь, что я ужасная девица.
Дойдя до угла улицы Гей-Люссака, они повернули назад. Они держались за руки, а Боб напевал.
— Боб, ты ведь любишь меня?
— Да.
— За что?
— Мне было бы трудно тебе ответить.
— Я невыносимая, да?
— Когда тебя знаешь, нет.
Он вспомнил о студенте-медике. Ему не хотелось причинять боль сестре, а также отнимать у нее надежду. Вот почему он добавил:
— И когда тебя совсем не знаешь — тоже.
— Если я правильно поняла, то опасна середина.
— Одиль, ты восхитительная девушка. У тебя лишь один враг.
— Кто?
— Ты сама.
Он вел ее к свободному столику на террасе.
— Мы сейчас выпьем по последнему стаканчику и спокойно отправимся спать.
— Уже?
— А что тебе сказал твой студент?
— Да, мне лучше отдохнуть.