В Париже Боб отправился на улицу Гей-Люссака. Здание гостиницы было самым маленьким на этой улице, всего четыре этажа, тесно зажатым между шести-, семиэтажными домами. Позади стойки через раскрытую дверь можно было видеть хозяина, мсье Бедона, склонившегося над кипой бумаг.
– Подумать только! Мсье Боб... Какими судьбами?
– Не очень-то счастливыми. Прежде всего, скажите мне, здесь случайно нет моей сестры?
– Нет. Она уже полгода, как не приезжала.
– Вы ничего не заметили во время ее последнего приезда?
– Она пробыла всего три дня.
– Ну, это мне известно.
– Она отправилась в город в первый же вечер после того, как отнесла в номер свой чемодан, заявив при этом, что собирается пойти подышать воздухом. В действительности же, вам я могу это сказать, она вернулась лишь в четыре утра.
– Как она выглядела?
– Как будто в полном порядке. Ключ ей выдал старый Виктор. Какое-то время они болтали. Она сейчас в Париже?
– Возможно.
– Мне кажется странным, что она не остановилась, как обычно, у нас.
Мсье Бедон нахмурил брови.
– Вы ее разыскиваете?
– Можно сказать, да. Она уехала из дому, никого не предупредив.
– Очевидно, она весьма независимая барышня.
– А в две другие ночи, которые сестра провела в Париже, она тоже возвращалась под утро?
– Вынужден вам сказать, что да.
– А в прошлые приезды с ней такое случалось?
– Чтобы три ночи кряду – такого никогда. Днем она практически не выходила на улицу. В два часа заказала в номер сандвичи, затем, должно быть, снова уснула. Она отправилась в город, когда настало время ужина.
– Спасибо, мсье Бедон.
Тот снял с доски ключ и протянул ему.
– Двенадцатый, тот, что был у вас в прошлый раз.
Он узнал эту комнату, с ее обоями в цветочек, медной кроватью и большим зеркальным шкафом.
Как и шестью месяцами раньше его сестра, он тут же снова спустился в холл, кивнул хозяину и направился в сторону бульвара Сен-Жермен. То, что он только что услышал от мсье Бедона о последнем приезде Одиль в Париж, напомнило ему об одной ее фразе.
"Я открыла для себя в Сен-Жермен-де-Пре потрясный ночной кабачок. Там всего пять музыкантов, но им удается создать такую грохочущую атмосферу. Он совсем маленький. Называется «Каннибал».
Туда-то он на всякий случай и направился. Не без труда отыскал он вывеску и лестницу в полуподвал, откуда доносилась поп-музыка.
Заведение оказалось и в самом деле небольшим. В зале могло поместиться десятка три посетителей, но сейчас он был заполнен лишь наполовину. На узкой эстраде – пять длинноволосых музыкантов, самые длинные волосы у гитариста.
– Вы один? – спросил у Боба хозяин с весьма сильным шведским акцентом.
– Да.
– Это ничего. Присаживайтесь за этот столик. Что вы будете пить?
– Виски.
Его обслужила красивая девушка, носившая самую короткую юбку, которую он когда-либо видел.
В зале были главным образом пары, влюбленные, некоторые из них танцевали на крошечной площадке.
– Скажите, это тот же оркестр, что был здесь и полгода назад?
– Да, мсье. Вот уже полгода, как они здесь работают. Хорошо играют, правда?
– Да, разумеется.
Ему пришлось подождать с полчаса, пока музыканты не сделают перерыв. Трое из них остались на своих местах и закурили. Один направился к бару, а другой пошел к выходу. Это был гитарист. Боб проследовал за ним на тротуар, где тот дышал воздухом.
У него была светлая жидкая борода, и он казался очень юным, еще сохранившим румянец на щеках.
– Сигарету?
Гитарист взял.
– Спасибо.
– Часто бывает, что женщины приходят к вам в ресторан одни?
– Редко, а профессионалки – никогда. Хозяин этого не хочет. Забавно, конечно, но он весьма стыдлив на свой манер.
– Мне бы хотелось знать: вам знакомо это лицо?
Он показал ему фотографию Одиль, которую его собеседник взял и отправился разглядывать под газовым рожком.
Возвращая снимок, он, казалось, колебался.
– Кем она вам приходится?
– Сестрой. Но ничего не бойтесь. Ей предоставлена полная свобода, и я в курсе большей части ее любовных похождений.
– Вы в этом уверены?
– Да.
– Она вам рассказывала обо мне?
– О вас нет, но о "Каннибале – да. Вы переспали с ней, ведь так?
– Да.
– И она первая с вами заговорила?
– Да.
– Узнаю свою сестру.
– Ей хотелось поговорить о гитаре. Она тоже на ней играет.
– Да, играла. Что еще она вам рассказала?
– Что живет в Лозанне, в старом доме, принадлежавшем еще ее прадеду, и что ей в нем до смерти скучно. Я спросил у нее, почему она не переберется в Париж, и она ответила, что у нее нет ни денег, ни профессии.
«Все, на что я была бы способна, – вздохнула она, – это стоять за прилавком магазина».
– Она оставалась до закрытия?
– Да.
– И пошла к вам домой?
Привести кого-нибудь в гостиницу «Меркатор» Одаль бы не осмелилась.
– Если это можно назвать домом. У меня плохо обставленная и малоаппетитная комнатенка в меблирашке на улице Муфтар.
– И она туда с вами пошла.
– Да. Мы с ней занимались не только любовью. Она много рассказывала. Нужно сказать, она до этого пропустила два-три стаканчика.
– О чем она рассказывала?
– О себе. Она завидовала, что у меня есть профессия, хотя я и зарабатываю мало денег. Жалела, что забросила гитару.