Исчезновение принца. Комната № 13

– Шпион, выкравший бумаги, – мой дядя, – ответил Фишер. – Вернее, он пытался их выкрасть, когда я остановил его… Единственным возможным способом. Бумаги, которые должны были отправиться на запад, чтобы вернуть преданность наших друзей, бумаги, в которых им сообщался план отражения нападения противника, уже через несколько часов оказались бы в руках врага. Что я мог сделать? Сообщить о предательстве одного из наших четырех друзей означало бы сыграть на руку вашему другу Аттвуду, что привело бы к панике и в конечном итоге к рабству. Но еще, может быть, сыграло определенную роль и то, что человек, которому за сорок, подсознательно испытывает желание умереть так, как он жил, и мне, в каком-то смысле, захотелось унести с собой в могилу все свои тайны. Кто знает, возможно, если у человека есть любимое занятие, с годами оно становится только крепче, а моим любимым занятием было молчание. Наверное, я чувствую, что убил брата своей матери, но я спас ее имя. Короче говоря, я выбрал именно то время, когда вы все спали, а он вышел в сад. В лунном свете мне были прекрасно видны все каменные статуи, да я и сам был, как ожившая статуя. Не узнавая своего голоса, я обвинил его в измене и потребовал вернуть бумаги. Когда он отказался, я заставил его выбрать один из двух кинжалов. Эти кинжалы были среди тех, что прислали премьер-министру на оценку – он же, как вы знаете, коллекционер. Это был единственный парный набор, который мне удалось найти. А дальше мы вышли на тропинку и стали драться под статуей Британии. Это был сильный человек, но на моей стороне было превосходство в технике. Его кинжал задел мой лоб почти в тот же миг, когда мой пронзил его шею. Он повалился на статую, как Цезарь под изваяние Помпея, и схватился за железную подпорку. Кинжал его был уже сломан. Как только я увидел кровь, хлещущую из его смертельной раны, я будто очнулся. Бросив свой кинжал, я кинулся к нему, чтобы поднять. Я склонился над ним, и тут все произошло слишком быстро, чтобы я мог понять, что случилось. Не знаю, то ли железный прут был уже разъеден ржавчиной, то ли он своей звериной силой просто вырвал его из камня, но эта штука оказалась у него в руке, и он в предсмертной агонии полоснул им меня по голове, когда я безоружный упал на колени рядом с ним. Пытаясь уклониться от удара, я посмотрел вверх и увидел наклоненную гигантскую Британию, которая нависла надо мной, как носовая фигура корабля. В следующую секунду она наклонилась чуть ниже, и мне показалось, что все небо разом со звездами наклонилось вместе с ней. В следующую секунду небо точно перевернулось, а в следующую – я уже стоял в безмолвном саду и смотрел на груду костей и камня, которые вы видели сегодня. Он вырвал последнюю опору, которая поддерживала богиню Британии. Она пала и в падении раздавила собой предателя. Я развернулся и бросился к куртке, в которой, как я знал, был зашит пакет. Вспорол кинжалом карман, и по садовой дорожке бросился наверх, где меня ждал мотоцикл. У меня были причины торопиться, но когда я бежал, я ни разу не обернулся посмотреть на статую и тело, и, думаю, что бежал я от этой страшной аллегории.

А потом я сделал все то, что должен был сделать. Всю ночь и утро, а потом и днем я мчался по городам и весям южной Англии, точно выпущенная пуля, пока не доехал до западного военного штаба, где началась беда. И приехал как раз вовремя. Я сумел, так сказать, объявить во всеуслышание, что правительство не предало их и что их ждет поддержка, если они двинутся на восток против врага. Нет времени рассказывать вам все подробно, но, поверьте, это был величайший день в моей жизни. Триумф, настоящее факельное шествие, в котором факелы могли быть горящими головнями в руках бунтовщиков. Мятежное настроение испарилось, люди Сомерсета и западных графств вышли на улицы, заполонили площади. Это были те же люди, которые умирали с Артуром и стояли насмерть с Альфредом. Ирландские полки присоединились к ним после бурной сцены и вместе они двинулись на восток, распевая древние фенианские[19] песни. Там было все, что есть непостижимого в том мрачном смехе, с которым эти люди, даже идя плечом к плечу с англичанами защищать Англию, в один голос орали во все горло: «На высоком на помосте стояли три благородных гостя… А над ними три петли из английской конопли». Но дальше там было: «Боже, спаси Ирландию», и не было никого, кто не подхватил бы этот припев.