Синтия нашла место в Нью-Джерси, в часе езды на поезде. Каждый день она по три часа тряслась в общественном транспорте, путалась в ежедневниках и календариках, водила малышку в ясли, потом в школу, бегала за продуктами, ходила на бесконечные собрания, устраивала все и везде, на работе, дома, с утра до вечера и с вечера до утра. Мы едва общались, порой и вовсе не виделись. Но раз в году наступал восстановительный цикл: как только мы приезжали в Орфеа, все дрязги, все непонимание, весь стресс и беготня исчезали как по волшебству. Город дарил нам катарсис. Воздух здесь казался чище, небо голубее, жизнь спокойнее. Дети у хозяйки пансиона были уже взрослые, она отлично ладила с Дакотой и, если у нас возникало желание сходить на фестивальные спектакли, охотно сидела с ней.
После отпуска мы всегда возвращались в Нью-Йорк счастливые, отдохнувшие, безмятежные. Готовые снова нестись вскачь по жизни.
Я никогда не отличался особым честолюбием и, не будь Синтии и Дакоты, вряд ли поднялся бы по служебной лестнице. Но, возвращаясь из года в год в Орфеа и чувствуя, как там хорошо, я захотел давать им больше. У меня возникло желание иметь что-то получше маленького семейного пансиона, проводить в Хэмптонах не неделю в году, а больше. Я не хотел, чтобы Синтия по три часа моталась в общественном транспорте, едва сводя концы с концами, хотел, чтобы Дакота училась в частной школе и получила самое лучшее образование. Именно ради них я стал работать как вол, следить за вакансиями, требовать повышения жалованья. Ради них я согласился уйти из эфира на более ответственные посты, не приносившие удовлетворения, зато приносившие больше денег. Я стал двигаться вверх, хватаясь за любые возможности, приходил в кабинет первым и уходил последним. За три года я из директора радиостанции сделался руководителем департамента по производству телесериалов всех каналов холдинга.
Зарплата моя удвоилась, потом утроилась, и качество нашей жизни возросло соответственно. Синтия смогла уйти с работы и заниматься Дакотой, еще совсем маленькой. Часть времени она на общественных началах работала в театре. Наш отпуск в Орфеа стал длиннее: сперва мы проводили там три недели, потом целый месяц, потом все лето, снимали каждый раз все более шикарный дом; сперва домработница приходила раз в неделю, потом два раза, потом каждый день, убирала, заправляла постели, готовила еду и подбирала с пола все, что мы набросали.
Жизнь была прекрасна. Лишь одно отличало ее от моей мечты: во времена недельного отпуска в пансионе я полностью отключался от работы. Новые полномочия не позволяли отлучаться больше чем на несколько дней подряд: пока Синтия с Дакотой два месяца валялись у бассейна, не ведая ни забот, ни хлопот, мне приходилось регулярно ездить в Нью-Йорк, улаживать текущие дела и разбираться с бумагами. Синтия огорчалась, что я не могу побыть с ними подольше, но все равно все шло хорошо. На что нам было жаловаться?
Мое восхождение продолжалось. Может, даже помимо моей воли, не знаю. Жалованье, и без того астрономическое, росло как на дрожжах, а с ним и нагрузка. Медиахолдинги перекупали и поглощали друг друга, образуя всемогущие концерны. Каждый раз, оказываясь в очередном большом кабинете стеклянного небоскреба, я мог оценить свой профессиональный рост по размерам кабинета и высоте этажа. Я поднимался все выше, и жалованье поднималось вслед за мной. Я получал в десять, в сто раз больше. За десять лет я превратился из директора маленькой радиостанции в генерального директора “Канала 14”, самого популярного и самого рентабельного в стране. Я управлял им с последнего, 53-го этажа стеклянной башни и получал 9 миллионов долларов в год, включая бонусы. То есть 750 тысяч долларов в месяц. Я зарабатывал гораздо больше денег, чем мог потратить за всю жизнь.
Я смог дать Синтии и Дакоте все, что хотел. Одежду от лучших брендов, спортивные машины, сказочную квартиру, частную школу, волшебный отдых. Пусть себе злится неприветливая нью-йоркская зима: мы летели частным самолетом на недельку в Сен-Бартелеми зарядиться и поправить здоровье. А в Орфеа я построил за немыслимые деньги дом нашей мечты, на берегу океана, и окрестил его “Райский сад”, повесив кованую табличку на воротах.
Все стало легко и просто. До невероятия. Но за все приходилось платить, и не только деньгами: от меня требовалось еще больше вкладываться в работу. Чем больше я хотел дать своим обожаемым женщинам, тем больше должен был отдавать “Каналу 14” – времени, энергии, внимания.
Синтия с Дакотой проводили все лето и все теплые выходные в нашем доме в Хэмптонах. Я приезжал к ним так часто, как только мог. Я устроил себе там кабинет, откуда мог заниматься текущими делами и даже устраивать конференции по телефону.
Но чем легче становилась наша жизнь, тем ощутимее она усложнялась. Сильвия хотела, чтобы я больше времени уделял ей и семье, а не думал все время о работе, но без моей работы у нас не было бы и дома. Змея кусала себя за хвост. Наш отпуск превращался в череду упреков и сцен: