– Кто стоит за этим делом?
– Не знаю! – простонал Харви. – Я ничего не знаю! Я сам себе уже двадцать лет задаю этот вопрос.
Обитатели трейлеров вызвали полицию, примчалось несколько патрулей с воющими сиренами. Полицейские бросились ко мне, прижали к капоту машины и без церемоний надели наручники.
Я смотрел на Харви, дрожащего, скорчившегося на земле. Что на меня нашло? Зачем я его избил? Я не узнавал сам себя. Нервы на пределе. Это расследование меня доконало. Демоны прошлого снова подняли голову.
Дерек Cкотт
Последние дни августа 1994 года. С момента убийства прошел месяц. Петля на горле Теда Тенненбаума сжималась: к нашим с Джесси прежним подозрениям теперь добавилось предположение, что мэр шантажировал его остановкой работ в кафе “Афина”.
Несмотря на то что списания средств со счета Тенненбаума и зачисления мэра Гордона совпадали и по суммам, и по датам, считать их доказательствами было нельзя. Мы хотели допросить Тенненбаума относительно этих денег, но так, чтобы не оступиться. Поэтому мы официально вызвали его повесткой в окружное отделение полиции штата. Как мы и ожидали, он явился со своим адвокатом Робином Старром.
– Считаете, мэр Гордон взял меня за яйца? – засмеялся Тенненбаум. – Большего бреда не могли придумать, сержант?
– Мистер Тенненбаум, – возразил я, – за один и тот же период одна и та же сумма, плюс-минус несколько тысяч долларов, была списана с вашего счета и зачислена на счет мэра.
– Видите ли, сержант, каждый день миллионы американцев, сами того не ведая, совершают аналогичные операции, – заметил Робин Старр.
– На что пошли эти деньги, мистер Тенненбаум? – спросил Джесси. – Это все-таки не пустяки, полмиллиона долларов. И нам известно, что работы в ресторане оплачивались не из них, это другой счет, и мы получили к нему доступ.
– Доступ вы получили только благодаря доброй воле моего клиента, – напомнил нам Старр. – На что мистер Тенненбаум тратит свои деньги, никого не касается.
– Почему бы вам просто не сказать, как вы потратили эту сумму, мистер Тенненбаум, раз вам нечего скрывать?
– Люблю ходить по ресторанам, вкусно обедать, люблю жить на широкую ногу. И никому не собираюсь давать отчет, – заявил Тенненбаум.
– У вас сохранились чеки, подтверждающие ваши слова?
– А если я содержал подружек направо и налево? – с насмешкой отозвался он. – Девицы такого сорта чеков не выписывают. Довольно шуток, господа, эти деньги абсолютно легальны, я их унаследовал от отца. И делаю с ними, что хочу.
Тут с Тенненбаумом спорить было трудно, и мы понимали, что больше ничего из него не вытянем.
Майор Маккенна указал нам с Джесси, что в нашем распоряжении целый ворох улик против Тенненбаума, но не хватает главной, такой, чтобы его добила: “До сих пор Тенненбауму не надо было опровергать доказательства. Вы не можете доказать, что его фургон стоял на улице, не можете доказать факт шантажа. Найдите что-нибудь такое, чтобы Тенненбауму пришлось доказывать обратное”.
Мы заново пересмотрели все расследование с самого начала: наверняка где-то есть изъян, надо только его найти. Мы сидели в Наташиной гостиной, совершенно преобразившейся в ходе расследования, и снова и снова рассматривали варианты. Все следы вели к Тенненбауму.
Обедали мы то в “Афине”, то в “Маленькой России”. Замыслы Дарлы и Наташи осуществлялись полным ходом. Обе целыми днями хлопотали у плиты, опробовали разные рецепты и потом записывали их в большую красную книгу для будущего меню. Лучше всех устроились мы с Джесси: всякий раз, когда мы являлись к ним домой, хоть днем, хоть ночью, на кухне что-нибудь происходило. Впрочем, однажды случился небольшой дипломатический казус. Я упомянул те самые Наташины сэндвичи:
– Успокойте меня, пожалуйста, скажите, что вы собираетесь включить в меню те невероятные сэндвичи с мясом на гриле.
– Ты их пробовал? – возмутилась Дарла.
Я понял, что прокололся. Наташа попыталась поправить дело:
– Когда они на той неделе летали в Монтану, я давала сэндвичи Джесси, чтобы он перекусил в самолете.
– Мы же договаривались, что все будем давать им на пробу вместе, вдвоем, и смотреть на реакцию, – сетовала Дарла.
– Прости, – извинилась Наташа, – мне их стало жалко: рейс на рассвете, лететь через всю страну.
Я думал, что инцидент исчерпан. Но несколько дней спустя, когда мы с Дарлой были одни, она снова о нем заговорила:
– Знаешь, Дерек, я в себя прийти не могу. Как Наташа могла так поступить?
– Ты опять про эти несчастные сэндвичи? – спросил я.
– Ну да. Для тебя это, наверно, пустяки, но, когда между партнерами нет доверия, дело не пойдет.
– По-моему, ты слегка преувеличиваешь, Дарла.
– Ты за кого, Дерек? За меня или за нее?
Думаю, Дарла немножко завидовала Наташе, хотя сама не была обделена ни в чем. Но по-моему, Наташе рано или поздно начинали завидовать все девушки: она была умнее, естественнее, красивее. Когда она входила в комнату, все смотрели только на нее.