— В самом деле, на месте Стефани, если бы я хранила дома десять тысяч долларов наличными, я бы их забрала, прежде чем устраивать пожар, — согласилась Анна.
— А в машине что вы нашли? — спросил я полицейского.
— К сожалению, никаких следов ДНК, кроме ДНК самой Стефани. Мы сравнили с пробой, взятой у ее родителей. Зато мы обнаружили весьма загадочную записку под сиденьем водителя. Почерк вроде бы Стефани.
Полицейский снова сунул руку в конверт и вытащил оттуда еще один пакетик. В нем лежал листок, вырванный из школьной тетрадки; на листке было написано:
— Черная ночь! — воскликнула Анна. — Как в записке, которую оставили вместо материалов дела об убийстве 1994 года.
— Надо ехать к Майклу Берду, — сказал я. — Похоже, он знает больше, чем изволил нам сообщить.
Майкла мы нашли в редакции «Орфеа кроникл», в его кабинете. Он подготовил для нас папку со всеми статьями, которые Стефани написала для газеты. В основном речь шла о событиях сугубо местного значения: школьной ярмарке, параде на День Колумба, муниципальном празднестве для одиноких на День благодарения, конкурсе тыкв на Хеллоуин, каком-нибудь мелком ДТП и тому подобном из рубрики происшествий. Пролистывая статьи, я спросил Майкла:
— Сколько Стефани получала в газете?
— Полторы тысячи долларов в месяц, — ответил он. — А почему вы спрашиваете?
— Это может быть важно для расследования. Не буду от вас скрывать: я все еще не могу понять, почему Стефани, уехав из Нью-Йорка, стала писать в Орфеа заметки про День Колумба и конкурс тыкв. Не обижайтесь, Майкл, но это плохо вяжется с образом честолюбивой журналистки, как описали ее родители и друзья.
— Прекрасно понимаю ваш вопрос, капитан. Я и сам его себе задавал. Стефани сказала, что сыта по горло «Нью-Йорк литерари ревью». Ей хотелось чего-то нового. Знаете, она такая идеалистка… Хочет изменить мир. Работа в местной газете для нее вызов, и он ее не пугает, наоборот.
— Думаю, дело в другом, — сказал я и показал Майклу бумажку, найденную в машине Стефани.
— Что это? — спросил Майкл.
— Записка, написана рукой Стефани. Она упоминает театральный фестиваль в Орфеа и добавляет, что хочет с вами об этом поговорить. Что вам известно такого, о чем вы нам не сказали, Майкл?
Майкл вздохнул:
— Я ей обещал никому не говорить… Я слово дал.
— Майкл, — заметил я, — по-моему, вы не сознаете всей серьезности ситуации.
— Это вы не сознаете, — возразил он. — Возможно, у Стефани есть веская причина, почему она решила на время исчезнуть. А вы переполошили жителей и все портите.
— Веская причина? — поперхнулся я.
— Может, она знала, что ей грозит опасность, и решила скрыться. А вы поставили на уши всю округу и подводите ее под удар. Вы даже представить не можете, какое серьезное расследование она ведет; не исключено, что в этот момент ее ищет как раз тот, от кого она прячется.
— Вы хотите сказать — полицейский?
— Не исключено. Она все время темнила. Я ее несколько раз просил рассказать подробнее, но она так и не призналась, в чем дело.
— Очень похоже на Стефани, она на днях и со мной так себя вела, — вздохнул я. — Но как это связано с театральным фестивалем?
В редакции не было ни души, да и дверь кабинета закрыта, но Майкл еще понизил голос, словно боялся, что кто-нибудь его услышит:
— Стефани считала, что на фестивале что-то затевается. Ей надо было расспросить волонтеров, но так, чтобы никто ничего не заподозрил. Я ей предложил сделать цикл статей для газеты. Идеальное прикрытие.
— Под видом интервью? — удивился я.
— Не совсем под видом, мы же их потом печатали… Я вам уже говорил, у газеты финансовые трудности, а Стефани меня уверяла, что, когда результаты ее расследования будут опубликованы, деньги в кассу потекут рекой. «Когда мы это опубликуем, газету будут рвать из рук», сказала она мне однажды.
Вернувшись в кабинет Анны, мы наконец связались с бывшим патроном Стефани, главным редактором «Нью-Йорк литерари ревью» Стивеном Бергдорфом. Он жил в Бруклине. Анна позвонила ему и включила в телефоне громкую связь, чтобы я тоже слышал разговор.
— Бедняжка Стефани, — расстроился Стивен Бергдорф, когда Анна ввела его в курс дела. — Надеюсь, с ней не случилось ничего серьезного. Она очень умная, отличный журналист и пишет бойко. Такая милая, со всеми так приветлива… Не тот человек, чтобы нажить себе врагов и вообще неприятности.
— Если мои сведения верны, прошлой осенью вы ее уволили.
— Это точно. Просто от сердца оторвал, она такая блестящая девушка. Но летом бюджет журнала сократился, подписка резко упала. Мне ничего не оставалось, как экономить, пришлось с ней расстаться.
— Как она отнеслась к увольнению?
— Как вы догадываетесь, без особого восторга. Но мы остались в добрых отношениях. Я ей даже писал в декабре, спрашивал, как дела. Она сказала, что работает для «Орфеа кроникл» и ей там очень нравится. Я был за нее рад, хоть и слегка удивился.
— Удивился?