Исчезновения

Продолжаю листать. Каждый раздел содержит историю, отмеченную именами людей из города: Блайт, Пэттон, Фитцпатрик. Вступительная часть, кажется, – это история основания города и важных событий, таких как торжественное открытие Ярмарки урожая в 1850-х, но остальные слова бросаются в глаза: виновный, подозрительный и возможный. Периодически встречаются фотографии или таблицы, а дальше, примерно во второй трети книги, нескольких листов не хватает. Провожу пальцами по открытому переплету. Номера страниц перепрыгивают с 203-го на 208-й.

Кто-то вырвал листы.

Знаю, что трачу чересчур много времени. Мои пять минут пришли и ушли. Отрываюсь от дела, думая, что услышала нечто, потом переворачиваю страницы назад. Есть указатель. Когда подхожу к букве «К», замираю.

На переднем крыльце слышатся безошибочно узнаваемые шаги, звук поворачивающейся ручки. Замираю, когда тяжелая входная дверь захлопывается. Определяю, что это Уилл, по звуку его ровных шагов, отличающихся от шаркающей походки доктора Клиффтона и стука его трости. Засовываю книгу о Стерлинге на место и задвигаю ящик.

Потом, разумеется, переворачиваю серебряную кружку с ручками, которые со стуком падают на пол. Шаги Уилла стихают. Я вполголоса ругаюсь, подбирая ручки и ставя их снова на стол, когда Уилл заглядывает в библиотеку.

– Привет, – говорит он. Его темные брови изгибаются в удивлении. – Что ты здесь делаешь?

– Привет, – отвечаю преувеличенно радостно. – Просто искала… марку, чтобы написать папе.

По его лицу ясно, что лжец я не самый искусный.

– Думаю, они здесь, – говорит он, находит рулон марок в верхнем ящике отцовского стола и встречается со мной глазами, когда передает их мне. – Первый день прошел нормально?

– Неплохо, – говорю. – Но я отстаю по всем предметам. Так что мне надо приниматься за учебу. – Крепко держа рулон марок, прохожу мимо Уилла.

Когда захожу в комнату, кладу марки на ночной столик и падаю на кровать, сердце все еще бешено колотится. Мамин Шекспир рядом, и я хочу взять его в руки.

Вместо этого заставляю себя взять стопку школьных учебников. У меня есть дополнительные задания по каждому предмету, чтобы я могла догнать остальных.

Устраиваюсь на сиденье у окна и пролистываю главу по биологии. Но мысли продолжают возвращаться к книге о Стерлинге из библиотеки доктора Клиффтона. «Тебе нужно изучать осмос», – говорю себе, заставляя глаза вернуться к словам передо мной. Вместо этого вижу позицию в указателе, которую я смогла заметить до прихода Уилла.

Я нашла маму под буквой «К», под ее девичьей фамилией. Там было написано «Каммингс, Джульет – Возможный Катализатор».

Но именно заметка после «Каммингс» заставила волосы на моих руках встать дыбом, словно Исчезновения могли быть частью чего-то более мрачного. Там было написано:

«Проклятие».

Глава 10

15 октября 1940 года

Птица: двуцветная дроздовая мухоловка

Кожа и перья птицы пропитаны парализующим нейротоксином, который она получает, питаясь жуками.

Яд выпускается при контакте и убивает всех врагов птицы, которые смеют ее коснуться.

Птица поглощает столько яда, что в результате сама становится ядом.

Когда мне было одиннадцать, я нашел двуцветную дроздовую мухоловку на страницах энциклопедии. Я рисовал птицу снова и снова, заполняя поля набросками. Точность моих изображений возрастала, пока я не знал всех деталей идеально на память. Клюв, похожий на кинжал. Голова с угольно-черными перьями, которые переходили в ярко-красную грудь. Цвета такие токсичные и тем не менее настолько яркие, что хотелось до них дотронуться.

Меня заворожила сильная, устрашающая красота этой птицы.

Она напоминала мне о рыжей девушке, которую я любил. Они обе – девушка и птица – могли остановить бьющееся сердце, если бы подманили тебя достаточно близко.

До месяцев, проведенных с Финеасом, те дни были самыми счастливыми в моей жизни. Короткие мерцающие недели, когда я думал, что она тоже, возможно, меня любит.